Тимоти Колтон, профессор Гарварда. Демократия это вопрос степени

Приближение выборов 2007-08 гг. на фоне обострения межнациональных отношений и новой череды громких убийств вновь заставляет задуматься над тем, что сегодня представляет из себя российской общество, каковы наиболее важные проблемы, стоящие перед ним, и каковы могут быть пути их решения.

Своим мнением о происходящих в стране процессах с газетой Век поделился Тимоти Колтон, директор Центра Дэвиса по изучению России и Евразии Гарвардского университета.

- Господин Колтон, какова, на ваш взгляд, главная проблема, стоящая сегодня перед Россией?

- По-моему, необходимо обеспечить корректировку того курса, который начал проводится в 1999-2000 гг. Это главная дилемма России. Проблема в росте силы государства, в ослаблении системы сдержек и противовесов, ограничивающих возможности исполнительной власти, а также в бюрократии. После семидесяти лет коммунизма России удалось на какое-то время прийти к определенному балансу между государством и обществом. Поскольку в ходе преобразований 90-х государство было ослаблено, после 1999 года была предпринята серьезная попытка усилить его, дать ему больше возможностей для формирования будущего страны. Я боюсь, что этот процесс заходит слишком далеко, и Россия опять рискует вернуться к своему прежнему состоянию. Хотя некоторые меры, проведенные после 1999 года с целью усиления государства, были необходимы.

Реклама на веке

- В России существует мнение, что проблема как раз в обратном, в слабости государства, неспособного защитить граждан, свидетельством чему стали последние громкие убийства.

- Было бы правильнее говорить о государстве не с точки зрения того, сильное оно или слабое, а на основании того, как оно выполняет различные функции. Если мы говорим о защите граждан от террора, от насилия, то здесь государство, конечно, должно быть сильным. Но в том, что касается взаимоотношений между государством и обществом, государством и бизнесом, происходит нарушении баланса. Усиление государства заходит слишком далеко, а это опасно.

- В 2001 году вы опубликовали статью с заголовком Антидемократичны ли русские? На ваш взгляд, в россиянах действительно присутствует нечто, препятствующее восприятию ими демократических ценностей?

- Нет, смысл статьи состоял как раз в том, чтобы показать ошибочность взгляда, согласно которому русские по природе антидемократичны. И сейчас я продолжаю придерживаться той же точки зрения. Авторитарное мышление отнюдь не присуще россиянам от рождения. Они вряд ли хотели бы, чтобы правительство жестко ограничивало их свободу. На самом деле, в России, как и в любой другой стране, должен существовать некий компромисс. Предположения, согласно которым россияне настолько уникальны, что им необходимо авторитарное правительство, просто некорректны. Опросы общественного мнения в вашей стране говорят об обратном.

- Но опросы общественного мнения как раз свидетельствуют о поддержке населением Владимира Путина, который, на ваш взгляд, заходит слишком далеко в деле усиления государства.

- Конечно, Путин пользуется большой поддержкой. Однако авторитаризм не обязательно является тем, что может привлекать людей в нем. Его режим сочетает демократические и недемократические элементы. Доверие к Путину росло на фоне возрождения экономики, которое в значительной степени основано на том, что было сделано в 1990-е. Хотя архитектором динамичной российской экономики был, возможно, Борис Ельцин, реальный рост пришелся на время правления Путина, чем и объясняется его поддержка населением. Из этого вовсе не следует, что россияне хотят такое правительство, которое будет отнимать у них свободу.

- Была ли Россия демократической страной в 1990-е, на которые вы ссылаетесь как на время, когда дела с системой сдержек и противовесов обстояли лучше? Многие сегодня говорят о массе нарушений в ходе выборов 1996 года.

- Не думаю, что те выборы были выиграны Ельциным в результате мошенничества. Демократия вопрос степени, здесь трудно вынести однозначное суждение, это не вопрос различия между черным и белым. Нельзя сказать, что с одной стороны существуют идеальные демократии, а с другой совершенно недемократические государства. Десять лет назад Россия, на мой взгляд, была ближе к демократии, чем сегодня. Разумеется, положение дел в 1990-е не было идеальным. Но тенденцией тогда было развитие в сторону более демократической и либеральной политической системы. В 1999 году тенденции изменились. С этим согласны даже некоторые люди в российском правительстве.

- Не могли бы вы подробнее рассказать, как, на ваш взгляд, выглядела российская демократия в 90-е годы?

В смысле выборов Россия в 90-е была ближе к демократическим идеалам, чем в других отношениях. Например, с верховенством закона имелись большие проблемы. Тем не менее, существовало в целом открытое политическое соревнование, в нем мог принять участие почти каждый. Можно было легко сформировать политическую партию, было мало ограничений на политические дебаты. Все это оставалось далеко от идеала, конечно, но СМИ, например, были относительно открыты, они соревновались друг с другом, несмотря на то, что их владельцы часто были больше заинтересованы в собственном благополучии, чем в общественном благе. В общем, в российской политике десять лет назад существовал какой-то плюрализм. Он сохранился и сегодня, однако его стало заметно меньше.

- Многие газеты и телеканалы в 90-е были собственностью олигархов, не получавших доходов от них, но использовавших их для того, чтобы влиять на политику. Могла ли существовать демократия в таких условиях?

- Но это было все же лучше, чем в советские времена, когда была лишь одна точка зрения. Олигархи в 90-е годы, по крайне мере, принесли какой-то плюрализм. Появились разные точки зрения, происходило открытое столкновение интересов. Читая утром газеты и смотря телевизор по вечерам, россияне могли получать различную информацию. Было, конечно, много проблем. Российские олигархи, на мой взгляд, сделали большую ошибку, пытаясь использовать СМИ и, особенно, телевидение для грубого давления на процесс принятия государственных решений. Это была очень опасная игра, и Гусинский с Березовским заплатили большую цену за свои оказавшиеся неверными расчеты. Было бы наивно идеализировать 90-е, но моя оценка того времени не является полностью негативной.

- Но как объяснить то, что в 90-е, когда Россия была, как вы говорите, ближе к эффективной модели политических институтов, война в Чечне была проиграна, а как только от прежнего курса решено было отказаться, эта кавказская республика перешла под контроль Москвы?

- На мой взгляд, Путину удалось выиграть, как, по крайней мере, кажется, войну в Чечне не потому, что он действовал как-то по-особенному, а благодаря поддержке со стороны населения. Эта поддержка не была единогласной, однако она стала несравнимо большей, чем поддержка Ельцина во время первой войны. Вторая война получила поддержку, поскольку к тому времени уже оказалось ясно, что чеченцы не могут воспользоваться плодами своей победы для каких-либо конструктивных целей. Чеченская элита не была способна к нормальному управлению республикой, эта элита была безрассудна, чем и объясняется нападение на Россию, осуществленное из Чечни в 1999 году. Для чеченского руководства того времени это было фактически самоубийством, оно заплатило за него чрезвычайно высокую цену. Думаю, даже если бы Ельцин вел вторую войну, народ бы его поддержал, поскольку России просто необходимо было предпринять нечто в отношении Чечни в 1999 году.

- Многие сравнивают современную Россию с Веймарской Германией, кризис в которой позволил правым экстремистам прийти к власти под лозунгом восстановления имперского величия. Согласны ли вы с данной оценкой?

- Я бы не стал проводить такую параллель слишком далеко, хотя какие-то черты сходства, возможно, присутствуют. Давайте вспомним историю. Немецкое общество тогда было глубоко расколото, крайне левые силы, коммунисты, также были сильны. Экономический кризис продолжался в течение многих лет. Россия не находится в подобной ситуации. Ее общество не расколото настолько глубоко, как в Веймарской Германии, экстремистские группы не имеют значительной поддержки, ситуация в российской экономике серьезно улучшилась. Вряд ли россияне поддержат захват власти в стране фанатиками. Самого Путина трудно назвать экстремистом. Однако последнее обострение ситуации вокруг Грузии говорит о том, что межнациональные отношения в самой России могут пострадать в силу различных причин.

- Если говорить о российской экономике, то в чем вы видите здесь главную проблему?

- Тут я согласен с президентом Путиным, который говорит, что основная задача в этой области состоит в необходимости диверсификации экономики. У вас происходит быстрое восстановление ее в основном за счет экспорта энергоносителей и сырья. Это хорошо, но Россия не сможет продолжать свою модернизацию и развивать конкурентоспособную экономику, если будет полагаться лишь на нефть, газ и металлы. Еще раз повторю, диверсификация проблема номер один в этой области.

- Как вы можете оценить нынешний курс Москвы во внешней политике?

- Россия еще до прихода Путина к власти настойчиво пыталась восстановить свое право на место среди ведущих мировых держав. Это стремление сменило эйфорию после свержения советского режима. Победил реализм и понимание необходимости отстаивать национальные интересы. Свидетельством данной перемены был приход на пост министра иностранных дел Евгения Примакова в 1996 году. Теперь экономическая ситуация в России заметно улучшилась, однако внешняя политика стала более подвержена переменам настроения. Иногда в ней больше эмоций, чем стратегии и дальновидности. Временами все это приобретает непредсказуемые формы. Обострение конфликта с Грузией - тому пример. Одно дело защищать свои законные интересы на Кавказе, поддерживать российских союзников там, таких, как Абхазия и Южная Осетия, негативно относиться к президентам вроде Саакашвили, не особенно охотно принимающего во внимание российские интересы. Это совершенно рациональное поведение. Но депортация грузин, живущих в России, является, на мой взгляд, иррациональным действием, которое почти наверняка окажет отрицательное влияние на позиции России на Кавказе. Думаю, если Москва стремится сохранить там влияние, следовало бы поддерживать хорошие отношения с грузинским обществом и элитой. Но если обращаться с этническими грузинами таким образом, эффект, скорее всего, будет прямо противоположным. Это тот случай, когда эмоции не позволяют поступать рационально. Мы, американцы, знаем обо всем этом по собственному непростому опыту. Для большой страны опасно переоценивать свои силы.

- Смогла бы Россия интегрироваться в западные институты, такие, как Евросоюз и НАТО, в течение ближайших 20 лет, к чему призывают российские либералы?

- Вполне, почему нет? Но лишь в том случае, если у российского общества и элиты возникнет такое желание. Кроме того, сами эти институты должны будут измениться, чтобы принять Россию. Но они уже меняются, в любом случае. Вряд ли Россия будет вступать в ЕС по обычной процедуре, однако тесная интеграция с Евросоюзом возможна. С НАТО возникают сложности, поскольку эта организация, созданная во времена холодной войны для противостояния Советскому Союзу, еще сохраняет некоторый антироссийский уклон. России нужна была бы новая архитектура безопасности в Европе, которая заменила бы НАТО, ведь в Североатлантический альянс в его нынешнем виде Россия вряд ли войдет, да и сам блок, думаю, будет заменен через двадцать-тридцать лет чем-то другим. Интеграция в западные институты, действительно, могла бы стать проектом на ближайшие двадцать лет. Но пока у России нет особого желания этого делать, а у Запада нет соответствующей стратегии.

Реклама на веке
Дан Слейтер, Чикагский университет. Мне жаль американских дипломатов в Ираке Анастасия Волочкова: "Я знаю толк в бриллиантах!"