Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось
Фото: http://www.facebook.com
Не курортный променад. В столицу бывшей Византии и бывшей Османии меня позвали Александр Пушкин и Нобелевский лауреат Орхан Памук. Я откликнулся. И вот что получилось.

"Взять бы тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж". Сокровенное признание Пушкин сделал брату в 1824 году. Увы, не сложилось у Александра Сергеевича. Он так вообще нигде не побывал. Ни в вожделенной Европе, ни в загадочной Азии, ни в родственной Африке. Царь категорически отказывал поэту в визах. Мне с "царем" повезло больше. За визы ВВП у нас не в ответе. А в Турцию их и вовсе даже не нужно. Прежде самая враждебная страна /ни с кем мы столько не воевали, сколько с турками/ стала нынче для русских самой открытой и гостеприимной. Грех было не воспользоваться благоприятной гео- и внутриполитической конъюктурой. Я тоже взял шляпу, трость-зонтик и поехал /полетел, если быть точным/ смотреть Константинополь. Ныне Стамбул. "Святая Русь" была мне при этом вполне втерпеж. И даже в помощь.

Но главным мотиватором поездки стал все же не любимый поэт, а турецкий писатель Орхан Памук.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Реклама на веке

Мустафа Кемаль Ататюрк - основатель современной Турции. Их Ленин. Наследников, как и Ленин, после себя не оставил. Зато память о себе оставил ярчайшую.

Предвижу, не все читали Памука. И я его не читал до поездки в Турцию. Но имею привычку - перед иноземным вояжом что-то узнать о стране, о чем гарантированно не расскажут гиды. Или расскажут, но походя. Так в мои руки /по совету дочки/ попали книги "Музей Невинности" и "Стамбул. Город воспоминаний" Орхана Памука. Первую прочел в один присест. Блестящий роман о всепоглощающей любви. Это вам не запоздалые страсти Онегина к Татьяне. Похлеще будет. 30-летний бизнесмен Кемаль перед помолвкой с любимой девушкой встречает другую красавицу. Дальнюю родственницу. Юную и бедную. Не буду пересказывать сюжет. Скажу лишь, что встреча с красоткой Фюсен так обожгла сердце Кемаля и так перевернула его жизнь, что в память о неугасимой любви он создал в Стамбуле целый музей из предметов, которые напоминали ему о потере. Сигареты, расчески, духи, письма, фарфоровые собачки, туфли, фотографии, банки-склянки, вырезки газет, разбитый "Шевроле"... В душе влюбленного проснулся страстный коллекционер. Не дай нам Бог такой любви. Редкое сердце выдержит. А в необычном этом "Музее невинности" /он реально есть/ мне захотелось побывать. И я нашел его в квартале Джихангир. И был впечатлен. Быт и дух турецкой семьи переданы в сакральных деталях. И вам, мои читатели, советую непременно сюда заглянуть, если случай забросит на Босфор. Ну а Орхану Памуку - личная благодарность. Они, трое /писатель, роман и музей/, пробудили во мне добрые чувства к туркам и интерес к стране и Стамбулу.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Так артистично в Стамбуле подают мороженое

А вот удовольствие от чтения второго романа я растянул надолго. Он - глубокий. В один присест не осилишь. Читал книгу и до, и во время, и после поездки. И когда закончил, понял - Стамбул я не досмотрел. Столько всего прошло мимо. Надо лететь снова. Полечу, конечно. Но не сейчас. Через год. Или два. А пока - о том, что увидел с первой попытки. Надеюсь, мои наблюдения пробудят в вас желание тоже слетать и открыть свой Стамбул.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Улочки-стамбулочки

ДЕКАБРИСТЫ РАЗБУДИЛИ ... ЯНЫЧАРОВ

Всякие аналогии хромают. Так и не нашел автора яркого афоризма. Но я все равно к ним буду прибегать. Без аналогий и сравнений не получится зримо представить город. Да и Стамбул - в памятниках, в зданиях, в площадях, в событиях - сплошная историческая и архитектурная ассоциация. Вольно или невольно примериваешь увиденное на родную страну и родную историю.

Для Орхана Памука Стамбул - город грусти и печали. Некогда пышный имперский город предстает у него черно-белым и унылым - с серыми домами, тусклыми фонарями, с заполонившими дворы собаками, с дребезжащими и всегда переполненными трамваями, с укутанными в черные платки женщинами. Возможно, в 80-90-е годы Стамбул еще и был таким. Я увидел совершенно иной город. Уже красочный. В хорошем смысле европейский и в хорошем смысле азиатский. Модерновый. Но сохранивший обаяние старины. Даже архаики. Два последних десятилетия пошли ему явно на пользу. Да и вообще взгляд туриста и взгляд писателя-аборигена - два разных прищура и настроения, два разных воспоминания. У меня то вообще никаких воспоминаний. Читаю город с листа.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Голубая мечеть. Внутренний двор. Час пик. Ну как совершать намаз в таких условиях? Но нет. В гостеприимном Стамбуле и невозможное возможно. Коврик под ноги - и ты с Аллахом наедине. Я не стал из уважения к веруюшим запечатлевать ритуал.

И начал "чтение" с площади Султанахмет. Главной исторической площади города. Всех туристов /русских, китайцев, европейцев - поток последних, увы, иссякает в последние годы/ гуртом на нее водят - после посещения знаменитой Голубой мечети и еще более знаменитого православного собора Ай София, сейчас уже не собора, а музейного комплекса. В византийские времена на месте площади располагался ипподром. До 100 000 зрителей вмещал. Не верю, конечно. И в 99 999 тоже не верю. Но доказать обратное не могу - в раскопках не участвовал, в архивных документах не рылся, со свидетелями-долгожителями не встречался. И сохранились ли они, свидетели? По 900 с лишним лет жили на моей памяти только библейские пророки. Но если какой-нибудь тайный Исайя и дожил до наших лет, то в Стамбуле его следы искать точно бесполезно. Доживает тысячелетие где-нибудь в Иерусалиме или Хайфе. Так что цифра 100 000 - на совести гида с красивым именем Иллария. И вообще - красивой блондинки. Мне ее, как всякую блондинку, хотелось лицезреть, слушать и донимать вопросами. Что и делал.

Бывший ипподром, на котором проходили скачки с колесницами, нынче - архитектурное пространство с двумя высоченными бетонными колоннами /египетской и византийской/ в центре, которые перевидали на своем веку куда больше, чем Александрийский столп в Питере. Потому что стоят с незапамятных времен - с первого еще тысячелетия. А наш столп - 180-летний юноша. Совсем уж точно - 184-летний. По историческим меркам - безусый сопляк.

Гид вдохновенно сообщила, что именно на этом самом месте султан Махмуд Второй /их, султанов, было всего 36 в османской истории, Махмуд - 30-й по счету/ жестоко расправился с янычарами - пешей элитой империи. И как расправился! Только восточный ум мог придумать такое коварство. Собрал буйных воинов, недовольных военными реформами, якобы на торжественный смотр. Вместе с верными частями. И ударил по первым из пушек. Тех, кто остался в живых, резали и вешали прямо на площади. На потеху ликующей толпе. Тысячи загубленных жизней в один день. А вы говорите о загадочной русской душе. Душа турка - вот загадка! Кстати, еще совсем недавно, в 19-веке, житель Стамбула слово "турок" воспринимал как оскорбление. Типа мы что, деревня? Мы османе! Потомки Мехмеда Завоевателя и Сулеймана Великолепного. Того самого Сулеймана из фильма "Великолепный век", который взял в жены славянку Роксалану и любил ее пуще всех жен и при котором империя достигла наивысших территориальных обретений - в 15 млн квадратных километров! Почти как сейчас у России. У нас для справки - 17 млн. Можно сказать, что наш Петр Первый - исторический слепок с их Сулеймана. Тот тоже прорубал окно в Европу. Но на полтора века раньше. И не только в Европу. Но и в Арабию, Индию, в Африку. И ведь прорубил. И широкие, надо признать, окна. Потом уже, когда военные походы надорвали казну, когда султаны стали немилы, когда национальное чувство обострилось до предела /в том числе, и у покоренных народов/, когда империя стала хиреть и разваливаться, когда с арабской вязи перешли на латиницу, в оборот пошло самоназвание - турки. Османом раньше мог назвать себя и болгарин, и серб, и и араб, и даже индиец. А теперь турок стал турком. Грек греком. Еврей евреем. Египтянин - египтянином. Для великой империи на самом деле - недобрый знак. Всплеск загульного национализма - всегда предвестник разложения и внутреннего распада. Так с Османией и случилось в 20-веке. И с нами тоже. Но у нас по другой причине. Нас погубил классовый вопрос. Однако вернусь к горемычным янычарам.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Усыпальница Роксаланы - любимой жены и наложницы Сулеймана Великолепного. Хюррем - по турецки. Столько он натерпелся с нею. Но и ей досталось... Таких б две жизни за одну. При Сулеймане Османская империя достигла немыслимых территорильных обретений. Прибрала и европейские, и арабские, и африканские земли. 15 млн кв. км. Без украинки Роксаланы вряд ли Сулейман был бы так дерзок. Брак с неверной, выходит, не всегда брак. Я бы смело писал - при Роксалане Османская империя обрела невиданную мощь.

Уточняю у гида, когда случилась эта бойня. Иллария уверенно отвечает: 17 июня 1826 года. Память тут же щелкает. Стоп. 1825 год! 14 декабря. Полгодом ранее. Сенатская площадь. Санкт-Петербург. Восстание декабристов. Тоже военной элиты. И те же артиллерийские залпы. Но только у нас мятежников новоиспеченный император не звал на площадь. Сами пришли - требовать Конституцию. А исход - тот же. Снарядами и картечью по стройным оппозиционным рядам. Декабристы, выходит, разбудили янычар? Или Николай Первый - Махмуда Второго? Уверен, депеши из России о расправе над декабристами доходили исправно до дворца Топкапе. Султан их читал, делал выводы и в момент Ч сыграл на опережение.

Что и говорить, и их султан, и наш император поступили с бунтовщиками жестоко. Но когда на кону судьба империй и личная судьба - какие телячьи нежности и увещевания к совести? Все монархи делают Это. Только у нас обошлось без самосуда. Наш император подписал указ о казне пятерых мятежников. Со школьных учебников помню их строгие профили - Рылеева, Пестеля, Бестужева-Рюмина, Каховского, Муравьева-Апостола. Остальных разжаловали, сослали на каторги и ссылки. А Махмуд о суде даже слышать не захотел - так достали его заговорами войсковые опричники. Приказал даже сжечь казармы вместе с неверными.

В общем покидал я историческую площадь в разбитых чувствах. Пепел убиенных янычар /хоть они мне не сватья-не братья/ стучал в сердце. С другой стороны, и пепел византийцев, которые создали здесь удивительную, в пику римской, цивилизацию, и которых в 1453 году завоевали и уничтожили османе во главе с Мехмедом Первым, тоже стучал мне в сердце. Что было делать? В обед я опрокинул бокал вина в память о всех винно и невинно убиенных в Константинополе/Стамбуле. И стало сразу легче. Отпустило. Вошел в положение и монархов, и янычар, и декабристов, и ликующей толпы, и жен мятежников. In vino veritas! Никаких сомнений - в нём, в сухом, терпком, бургундском, божоле - истина. И я ее нашел.

СТОИЛ ЛИ СТАМБУЛ МЕССЫ?

Вот вопрос, который занимал меня во время морской прогулки по Босфорскому проливу. Но сначала не о мессе, а проливе.

Течение на Босфоре быстрое. Прорва внутренних стремнин. Воды Черного моря сливаются у Стамбула с водами Мраморного. Сужение образует подводные завихрения. Те в свою очередь какие-то воздушные уплотнения. Сумма энергий ускоряет движение вод. Замысловатая, мне непонятная аквафизика. Немало кораблей и лодок нашли печальный приют в донных водах залива. Но не наш катамаран с буфетом, в котором к турецкому чаю подавали нежнейшие кренделя! Или крендели? Не важно. Важно, что мы не утопли! Зато прямо на наших глазах длиннющий сухогруз нежданно потерял управление и вонзился стальным носом в прибрежный двухэтажный дворец. Грохот, треск, скрежет. И разноцветный новомодный дворец, в котором проводились свадьбы и другие духоподъемные мероприятия, враз превратился в уродца. Хорошо хоть корабль не пошел ко дну. И хорошо хоть во дворце свадьба не пела и не плясала. Обошлось без человеческих потерь. Это я уже потом узнал, что обошлось, но в тот момент было жутковато. А год назад пошел на Босфоре ко дну наш военный корабль-разведчик. Столнулся с баржей, везущей овечек. И разведчики /их было 76/, и овечки /их не посчитали/ были спасены. Еще раньше не поделили пролив сразу три корабля. Бермудский треугольник какой-то, а не пролив...

И тем не менее русских в этот магический треугольник тянуло испокон веков неотвратимо. Магнитом буквально. И манило не так как в Баден Баден - полечить подагру или чахотку. И не так как в Висбаден - поиграть в казино и промотать состояние. И не так как в Париж - на Монмартр и Версаль поглазеть. И не так как в Лондон - укрыться от преследований режима и досаждать ему "Колоколом" и воззваниями. Нет, наши предки и пращури плыли сюда на ладьях, фрегатах, крейсерах всегда с недобрыми целями. И непременно с оружием. Сначала - с луками и мечами, потом с мортирами, пищалями, саблями. Это уже превратилось в моветон какой-то. В навязчивую идею - взять Константинополь.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

"Взять бы тихонько шляпу и трость и поехать смотреть Константинополь". Из письма А.С.Пушкина брату. 1824 год. Я осуществил мечту поэта. В 2018-м. Спустя 194 года.

Еще вещий Олег, киевский князь, прибил в 906 году щит к воротам Царь-града - тогда еще не османского, а христианского града. Прибил щит - значит, договорился о дани. Сейчас пишут - о беспошлинной торговле. М-да... Но памяти о том щите и о тех вратах нет никакой. Хотя многокилометровая крепостная стена сохранилась. А до Олега в 860-м пошли походом Аскольд с Диром, тоже киевские князья. Но не доплыли. Греки окунули в море покров Богородицы. И разразился шторм. Разбушевавшаяся стихия разметала корабли. Пришлось подобру-поздорову /на самом деле и не подобру, и не поздорову, а с огромными человеческими и материальными потерями/ "сушить весла", сворачивать паруса и возвращаться домой не солоно-хлебавши /опять же неточно - еще как нахлебавшись соленой воды/. Ходили еще Игорь, Святослав, Ярослав. И с тем же успехом.

Ну а как только Константинополь пал под натиском мусульман, тут русскому православному сознанию стало совсем беспокойно. Мысль о восточном Царь-граде превратилась в назойливую геополитическую матрицу. Александр Первый называл Константинополь "ключом от моего дома". Достоевский утверждал: "Нечего и говорить, что рано или поздно Константинополь должен быть нашим". Родных геопатриотов можно по-человечески понять. Отсюда, с Константинополя, пошло православие. Отсюда, с Босфора открывается путь в Средиземноморье. А из него - в Атлантический океан. А из океана - весь мир под прицелом. И все торговые стежки-дорожки под надзором. Вот где корни сокровенной искони. Но не буду углубляться в историю русско-турецких конфузий - это я так мягко о кровопролитных войнах, коих было аж семь в 18-м и 19 веках. В конце концов у меня путевые заметки, а не исторический очерк. Скажу лишь, что Россия своими набегами немало пособила упадку Османской империи. Но и турки ответили "черной неблагодарностью". Закрыли, например, в 1916-м году Босфор для российских торговых кораблей и заблокировали подвоз продовольствия, спровоцировавший голодные бунты и революцию.

Нет, не стоил Стамбул мессы. Две империи развалились в итоге на радость третьей - Британской. И ради такого исхода - столетия войн и вражды? Лучше бы вместе тоннель под Босфором строили. И барыш делили. Но это я сейчас такой умный и миролюбивый. А при графе Румянцеве-Задунайском небось тоже бы - грудь колесом, сабля из ножен - шел штурмом на бусурмана. За Русь святую, братьям-славянам в подмогу. Ах ты гой еси...

И снова опрокинул я бокал вина. На этот раз Испанского. Casa del Blanco. Уже на ужин. В ресторанном отеле. Выпил за то, что прилетел в Стамбул не шайтаном, а гостем. За то, чтобы жили мы без кровопролитий - единым человечьим общежитьем. Как живут сейчас на турецких курортах миллионы россиян и миллионы сотрудников сервис-служб турецких отелей. И за то, чтоб всегда было солнце. Чтоб всегда были дети. И чтоб всегда были мы. Все тосты - в один бокал вместил. И стало снова хорошо. Как будто у мироточащей иконы, молясь, постоял. И опять пробило: In vino veritas!

ОБ ИОСИФЕ, МАРИЕ И СЫНЕ ИХ ХРИСТЕ

Написал про мироточащую икону и понял - отличная получилась подводка к следующей главке. В ней я поведаю об одном чудном православном уголке Стамбула. Он у меня вызвал совсем уж неожиданные размышления. Нет, это будет рассказ не о трагической и пронзительной истории величественного собора Святой Софии. Про нее нужен отдельный сказ - в стиле оптимистической трагедии. Но это мне не под силу. Эпос - не мой жанр. И не о резиденции Вселенского Патриарха Варфоломея, в которую я попал аккурат на нашу Масленицу. И не о храме Живописного источника, во дворике которого покоятся мощи константинопольских патриархов и в котором за лиру вас угостят бутылочкой-пузырьком со святой водицей. Нет, куда больше эмоций вызвал у меня монастырь Хора в южной части города. Монастырь, увы, не действующий. Музейный. Для нашего брата-туриста сохраненный. И потому все равно трогательный и ценный.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Православный монастырь в Хоро. Купол и стены храма - в фресках и росписях, рассказывающих о жизни Иисуса. До рождения, после рождения и после смерти. Необыкновенный храм подвиг меня и на неожиданные размышления. О них - в тексте

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Такой Иисус мне близок. Легко представляю его и другом, и крестным, и собеседником, и строгим читателем, и даже тамадой на будущем юбилее. Тот же храм в Хора. Будете в Стамбуле - сходите обязательно.

Главный и единственный монастырский храм - храм Христа Спасителя обрамлен сейчас в строительные леса. Так, что внешнюю его красоту я не узрел. А внутренняя - поразила. Представьте, все стены и купола отразили в росписях до мельчайших подробностей жизнь Иисуса Христа - от рождения до воскрешения. От физического прихода в жизнь до повторного в нее возвращения - уже нематериального. Десятки и десятки фресок! Только умей увидеть и прочитать.

Причем, не только жизнь Христа живописно запротоколирована в росписях, но и Девы Марии - будущей Богородицы, этой лучшей из лучших women, которую рождал новозаветный мир. Даже удивительно, что в серии ЖЗЛ /"Жизнь замечательных людей"/ еще не вышла книга о ее удивительной судьбе. Будущему автору рекомендую - начни с Хора. Изучи фрески, считай биографию и садись за компьютер. Кое какие наводки я сейчас дам.

Надеюсь, не очень прогневлю Бога и истово верующих, если поведаю об истории рождения Христа, узнанной в храме, с легким юмором. Иисус в жизни ведь не только печалился. И улыбался тоже. Даже перед казнью. Значит, и нам заветовал. И еще заранее прошу извинений, что решительно отвлекусь от описания красот и изъянов Стамбула. Но уж больно задел меня этот храм. Вы меня поймете, если дочитаете.

Одна из фресок живописует возвращение Иосифа /будущего отца Христа/ к жене - деве Марие. Лик Иосифа строг и хмур. Тем и запомнилась фреска. Ликом. Но почему строг? Почему хмур? Ведь жена сообщает ему о беременности. Радостная весть. А Иосиф брови насупил. Я то помню как встречал весть о рождении детей. Брови, как губы, лодочкой расходились.

Известно, что Иосиф был вверен Деве Марии как муж на сборе вдовцов. Есть и об этом сборе отдельная роспись. Созвал на него вдовцов первоосвященник Захарий. Каждый из них возложил свой посох на алтарь. Счастливый /это я так считаю/ жребий упал на Иосифа. Фреска на куполе передает это мгновение - Захарий молится и на посохе Иосифа появляются зеленые листья. Знак, что Дева Мария выпала ему.

Если бы с помощью магической машины времени я смог бы перенестись в тот новозаветный век, задал бы Иосифу несколько сакраментальных вопросов. Быть может, они приоткрыли бы завесу над таинством рождения Христа. И объяснили бы кое какие непонятки, над которыми бьются ученые.

Скажи, дорогой Иосиф, спросил бы я, возлюбил ли ты тогда Марию? Возрадовался ли выбору? Не досадовал ли на Захария? Зачем после его благословения покинул молодую супругу? По какой такой срочной надобности? И так надолго? На целых полгода. Чем промышлял? И отчего так рассердился по возвращению, когда узнал, что жена в тягости, на сносях? Меня больше всего в истории рождения Христа смущает именно реакция Иосифа на факт зачатия. Ну зачем было сердиться, смотреть на жену с укоризной, если ангел Господень во сне еще загодя откровение выдал, сообщил, что ребенок родится от Святого духа. Да воссиять должен был от радостной вести. Жена родит! Почему же опечалился? Ну отвечай, почтенный муж... Скорее всего, бедный Иосиф бросил бы мне: "А тебе-то что за дело, неблагочестивый папарацци?". Слова такого он, конечно, не знал тогда. Но уж подходящий синоним, верно, подобрал бы. На что я возразил бы с достоинством: "Мария несла в себе Богочеловека. Неужели не предощущал чуда?"

И скорее всего смолчал бы Иосиф. И был бы, наверное, прав. Мне и вам интересно, а ему-то какой резон открывать душу? Зачем давать повод к пересудам?

И я тоже могу войти в положение вдовца. Ставлю себя на его место. Иосиф к тому времени уже многодетный отец, четырех сыновей и двух дочек поднял. И лет за плечами немало - целых 88. Жизнь идет к закату. Жена упокоена. Самому бы спокойно приготовиться к жизни вечной. А тут катависия - снова женись. И ладно бы - по своей воле. Ан нет, по лотерее можно сказать. Да еще и дите малое вырисовывается... А был Иосиф, между прочим, простым плотником. Жил небогато. Хоромов и злата не нажил. И молодую жену скорее всего покинул по каким-нибудь шабашным делам. На приработок ушел. Сказкам же про святой дух просто не поверил. Да и кто бы поверил? И я бы не поверил. Чего во сне не привидится? Но вот вернулся Иосиф домой и на тебе - вправду супруга беременна! Вот-вот разрешится. Любой мужик преклонных лет насупит брови. Ты вроде не причем, а свершилось зачатие. Подозрительный какой-то ангел во сне приходил.

Это недоумение Иосифа фреска Хоры и передает. Конечно, не очень выразительно передает. Упрощенно даже. Лики тогда писать умели, а эмоции - нет. Жанр не тот. Но знающий жизнь Христа и Богородицы - да узрит и поймет! Я понял. Хотя таинства все равно не раскрыл. И кажется, даже не приблизился к ней. Видимо, и никто не приблизится. И не надо, чтобы приближался. Так лучше. Потому что с загадкой жить интересней. И безопасней. Ну узнаем мы, например, что есть таки жизнь на Марсе. Закроем этот таинственный вопрос. И погоним туда звездолеты - осваивать жизненное пространство. Ох, боюсь плохо кончим. Разворошим соседнюю планету. Свои порядки начнем устанавливать. Да не дай Бог либеральные. Марсового Бога точно прогневим. Там ведь наверняка Вседержитель тоже есть. И будет уже нам не всемирный потоп, а покруче - метеоритный смерч. Оно нам надо? Нет. Тогда руки прочь от божественных таинств. Хорошо, что и я не докопался.

И в третий раз заказал я бокал вина. И выпил из чаши за святую Деву - Марию Богородицу. Зачала она, выносила и родила Христа между прочим в 12 лет. Детства не знала. И за Иосифа выпил - он в этой трогательно-детективной истории мои самые большие симпатии и сочувствия вызывает. Ну и за сына их единородного. За прекрасного Иисуса Христа, положившего за нас жизнь на плахе. А еще за Захария-первоосвященника. Без него по большому счету вообще бы ничего не стояло. Он ведь мог собрать на круг не вдовцов, а юных, пыщущих здоровьем, недорослей. И как бы тогда сложилась жизнь Марии и вообще мировая история? Кому бы молились? Не Христу - точно. Так что и за тебя, мудрейший Захарий, я поднимаю свой бокал. А еще - за ЮНЕСКО, которое отпустило деньги на реставрацию монастыря и за неведомых мне турецких чиновников от культуры, которые не воспротивились возрождению православной жемчужины. Клянусь, чувствовал я себя в ней так, словно нахожусь где-нибудь в Суздале. Бессчисленные мечети и минареты вокруг не нарушали душевной гармонии. И призывные напевы муэдзинов - тоже. Почему так - не знаю. А может это свет византийских святынь /уничтоженных за века в огромном количестве/ продолжал проникать в душу. Или все проще - Бог внутри нас? И храм внутри нас? И место пребывания никакого значения для души не имеет? Был бы в душе лад и порядок.

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ПРОЛОГ

После таких откровений как-то не хочется писать о ресторанах, зоопарках, отелях, ценах, о чем проникновенно писал в предыдущих вояжных записках из других стран. И не буду.

Оставлю эти откровения на потом. Тем более что в Стамбул я еще раз полечу. Орхан Памук дал понять - увидел я ничтожно мало. Но все же несколько советов тем, кто планирует посетить Стамбул /он кстати, с 1930-го стал так именоваться/ не дать не могу. Если вы хотите полдня провести в беззаботье - возьмите такси и езжайте в "Миниатюрк". Дизайн-парк под открытом небом на набережной у Золотого рога. Я туда завернул вне плановых экскурсий и не пожалел. Увидел в папье-маше всю Турцию в миниатюре. Все ее местные "чудеса света" в масштабе 1:25. И еще там отличный небольшой диорамный музей и музей Ататюрка. Ататюрк для них - вроде нашего Ленина. Создатель современного турецкого государства. Со светским укладом. С избирательными правами для женщин. С латиницей в письме. Без фесок на голове. Без султанов. Без дервишей. Без титулов /всяк этих паша, ага, гази/. Без имперских притязаний. Нынешний президент Турции Реджеп Эрдоган - не его поклонник. Его кумир - султан Махмуд Второй. Тот самый, что с янычарами расправился. Вообще в этом уютном уголке Стамбул я прочувствовал ярче, чем на площади Султанахмета. И Москве бы подобное семейно-музейное пространство не помешало. Зарядье - не совсем то. Зарядье больше для молодежи и влюбленных. Хотя тоже отличный проект. А вот так, чтобы легко и беззаботно, не торопясь, не оборачиваясь влево и вправо на каменные шедевры, на гул машин, на гида, а просто фланируя по открытому пространству, наполненному историей и красотой - то это сюда, в миниатюрк.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Голубая мечеть в миниатюре. В формате 1:25. Из папье-маше. Парк миниатюрк на берегу Золотого рога

А вот на знаменитый Египетский базар время тратить не советую. Современный торговый комплекс. Шумный. Большой. Одноэтажный. Людный-прелюдный. Ну разве что хотите свежие местные пряности домашним привезти. Тогда заглянуть можно. Их здесь - горы. И я не удержался. Затарился. Рахат-лукумом, пахлавой, специями. Но немного. Так, чтобы в ручную кладь вошло. С лоукостером "Победа" не забалуешь.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Египетский базар. На нем, как и в Греции, есть все. И в огромном количестве. Людей, как видите, тоже. И все больше нашего брата-туриста.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Пряности и специи в Стамбуле - самые пряные и душистые. Не вру. Если что и везти домой для презента - то их.

И еще мне было интересно прокатиться по Босфорскому тоннелю.

Я уже его помянул всуе. Ощущения, что над и подо мной миллионы тонн воды не испытал. Нигде ничего не протекало и на такси никакие водные толщи не давили. Сделано на совесть. Двухрядное шоссе /5 км под водой и 9 км над/ шелестело, свет накатывался в глаза ровно, вентиляция подавала воздух исправно. Водитель, правда, ворчал, что тоннель не решил проблему пробок, а даже усугубил ее. Но какой таксист - без ворчания? Я-то понимал, что их тоннель по логистическому эффекту - это наш Крымский пост. Только бесконфликтный. Он связал азиатскую и европейскую части Стамбула. 15-20 минут скоростного драйва - и патриархальный Стамбул превращается в постиндустриальный. Стамбул Памука - в Стамбул Эрдогана. Они, к моей печали, друг друга недолюбливают. Как у нас Акунин - Путина. Проверено неоднократно - писатель, любящий своего монарха, никогда не станет лауреатом Нобелевской премии. А наоборот - сколько угодно прецедентов. Но стоп, это уже политика, отступление от канонов жанра. Вход в нее категорически себе запрещаю. Эдак можно и читателя потерять - и либерального, и консервативного. А мне и те, и другие дороги. Я и сам по духу и по письму - либерал-консерватор. Этим откровенным признанием и завершу променад по Стамбулу.

Спасибо что выдержали мой очередной нескончаемый опус. Но расслабление не будет долгим. Впереди - новое испытание. В августе-сентябре держу курс на Японию. Значит, до встречи осенью.

По-японски это будет звучать так. Aki ni o ai shimashou. А в иероглифах: 秋にお会いしましょう. Впрочем, это лишнее. Мои фейсбушные читатели в переводах, уверен, не нуждаются. Японский язык им, как родной.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Прилетать в Стамбул в январе - плохая идея. Но увидеть красоту летом может каждый. А зимой... Этот снимок сделан не мной и не моим верным другом "Самсунгом". Его автор - дочка Александра. Она снимает допотопной камерой. Печатает на бумаге. Ей так нравится. И мне тоже. По крайней мере, этот кадр сумел, мне кажется, передать настроение города. Не парадное и не фасадное. Дальше все снимки будут дочкины. Летала она в Стамбул с группой студентов-культурологов. Культурологи обычно город видят в другом ракурсе и в другом измерении. Я бы этот ракурс точно не рассмотрел

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

А вот этот уголок Стамбула стоило, мне кажется, снять в черно-белом цвете. Он бы точнее передал то ли патриархальный, то ли провинциальный, то ли просто меланхоличный дух Старого города. Впрочем, и блеклый разноцвет - тоже неплохо. Именно в таком печальном Стамбуле жил Нобелевский лауреат Орхан Памук. И именно о таком Стамбуле он написал роман "Город воспоминаний". И именно такой Стамбул я не увидел в апреле. Мне не повезло.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Будь моя воля, отвечай я за турецкую геральдику, непременно изобразил бы собаку на гербе Стамбула. На нынешнем серебряно-синем гербе - мечети. Конечно, мечети точнее символизируют суть и историю города. Но и собаке я бы местечко меж них приискал. Без четвероногих трудно представить улицы Старого города. И так было и сто, и тысячу лет назад. Они и меня сопровождали не раз до отеля. Мы вместе ходили на экскурсию. Однажды пес, похожий на этого, вместе с нами почти час слушал гида. Не обратил внимание как в Стамбуле, а вот в Алании для собак и кошек на улицах расставляют специальные будочки и тарелки с сухим кормом и водой. Я бы и для Москвы этот опыт перенял. А этот пес, которого запечатлела дочка, идеально вписывается в зябкие краски города.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Старый Стамбул. Но не унылый Старый Стамбул. Белый цвет возвращает городу обаяние.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Чайки над Босфором. Отличный кадр.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

В музее современного искусства. Музеев в Стамбуле, как в любом мегаполисе, уйма. Мне больше других запомнился музей Долмабахче. Не музей даже, а роскошный дворцовый комплекс. Там жили последние турецкие султаны и первый несултан - президент Ататюрк. Красиво, богато, ни в чем себе не отказывая. Как наши императоры. А если хочется тишины и красоты небогатой - то Музей современного искусства самое то.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Саша Устюжанина.

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Вдали - конечно, Стамбул. Но похож на большую деревню. Эффект черно-белого кадра

Василий Устюжанин: Стамбул! Как много в этом звуке для сердца русского слилось

Фотограф рыбака видит издалека. Ловить рыбу на Босфоре - совсем не то, что на Москва-реке. Ветра пронизывающие, на дно не не ступишь, рыба крупная. Но все рано стоят и ловят. Ждут удачу.

Реклама на веке
Джейме Ланнистер опроверг одну из главных теорий фанатов "Реал" снизил сумму отступных за Роналду до €120 млн‍