Анна Герман – русская душой...

Анну Герман часто спрашивали: откуда она так хорошо знает русский язык? Она отвечала: «Это мой родной язык. Я ведь родилась в Советском Союзе».
Но никогда и никому из зрителей не призналась, какие трудные годы прожила она там. Впрочем, вся ее жизнь была наполнена драматическими событиями. О них я узнала от мамы Анны – пани Ирмы.
Мы познакомились давно. Я пять лет жила и работала в Польше, была корреспондентом одной из центральных советских газет.
Не так давно на российский телеэкран вышел фильм про Анну Герман, где в подробностях было рассказано о ее жизни. Замечательно сыграли многие актеры, прежде всего прототип самой певицы. Но, к сожалению, Ирму - мать Анны, почему-то показали слишком резкой, раздражительной и порой даже вздорной женщиной. Она такой не была, хотя то, что перенесла в жизни, могло ее сломать, озлобить. Нет, Ирма научилась стойко переносить невзгоды, оставаясь доброжелательной, чуткой, справедливой. Думаю, своим примером научила и Аню.
В первую же нашу встречу я поняла, что будет она далеко не последней. Всюду в квартире пани Ирмы висели фотографии ее дочери. Анечка - совсем маленькая, Аннушка - школьница, Аня - студентка, Анна - певица...
Порой мне начинало казаться, что и сама певица где-то рядом, в другой комнате. Сейчас выйдет, улыбнется и скажет по-русски своим неповторимым голосом: «Добрый день!»
Узнав, что я хочу узнать про Анну как можно больше и написать о ней, пани Ирма очень обрадовалась и пообещала, что ответит мне на любые вопросы. Но прежде всего по-русски усадила за стол, напоила чаем. Она до сих пор в моей памяти - высокая (Аня в нее!), прямая, не по возрасту энергичная. У нее прекрасная, профессиональная память, громкий голос - всю жизнь была учительницей. Говорила пани Ирма очень быстро, эмоционально, подтверждая свой рассказ то фотографией, пластинкой, афишей, то каким-нибудь документом. После первой же нашей беседы получился большой материал, который после публикации вызвал огромный интерес и новые вопросы у наших читателей.
Потом я с пани Ирмой виделась часто. Она, бывало, просила по телефону: “Приезжай, так хочется поболтать по-русски!” И я мчалась к ней на окраину Варшавы в малогабаритную квартирку, чтоб услышать невероятные истории, которые происходили в жизни моей собеседницы и ее дочери.
Анну Герман знают как польскую певицу, но она не была полькой. Ее предки по линии отца - немцы, а матери – голландцы–меннониты. Основал эту протестанскую веру в ХVI веке нидерландец Менно Симонс, отсюда и название. Преследуемые католиками, меннониты покидали свою страну в поисках прибежища. Для многих в те годы новой родиной стала Россия, где их пригрели по указу Екатерины II.
- Мой прапрадед, по семейной легенде, весь свой скарб уместил на 13-ти повозках, - сказала пани Ирма. - Но это была не одежда или мебель, это были... цветы! Голландские тюльпаны! И я хорошо помню нашу улицу Голландскую в поселке под Армавиром. Там давным-давно поселилась колония “иноверцев”, и всегда росли дивные тюльпаны.
Семья была большой и дружной. Говорили в доме на трех языках - голландском, немецком и русском. Отец Ирмы Давид Петрович Мартенс служил курьером, доставлял срочные государственные депеши. Умер в 1922 году, когда старшей дочери Ирме исполнилось всего 12 лет.
После окончания школы Ирма, еще совсем девчонка, поехала учить грамоте в далекую сибирскую деревню. В 1929 году поступила в Одесский педагогический институт на филологический факультет, а закончив его, отправилась работать в далекую Фергану, где тогда служил ее брат.
Там, в Узбекистане, Ирма познакомилась с милым приветливым человеком. Был он, как сказала она, бухгалтером по специальности, артистом по натуре. Евгений Герман - ее будущий муж - прекрасно играл на фортепиано и скрипке.
- А как мы пели вдвоем! У него был замечательный голос. Я, говорят, тоже неплохо пела, играла на гитаре. Поженившись, мы переехали в Ургенч. В феврале 1936 года у нас родилась дочка Анна-Виктория – мое белокурое счастье, моя жизнь, моя Анечка...
Пани Ирма показала мне старую фотографию. На ней - счастливое семейство. Темноволосый, красивый Евгений Герман, улыбающаяся Ирма (на нее в будущем будет удивительно похожа дочь) и совсем маленькая девочка с льняными волосами.
Но счастье продлилось совсем недолго. Шел 1937-й год. Мужа и брата арестовали почти одновременно. В НКВД сказали: “Евгений Герман осужден на десять лет без права переписки”. А это значит - расстрел. За что? Этого жена так и не узнала.
- Я осталась с годовалой Анечкой, ожидая второго ребенка, - сказала пани Ирма. - Родился Фридерик. Не знаю, как бы выдержала все невзгоды, если бы не моя мама. Она сидела с детьми, а я работала.
О брате Вильмаре стало известно, что его сослали в лагерь, в Кузбасс. Ирма с матерью решили поехать туда и поселиться рядом. Добирались с детьми по трескучему морозу, долго. Но свидания им не разрешили. А потом сообщили, что Вильмар умер. Репрессии отняли у Ирмы еще троих братьев и сестру.
- Во время войны с белофиннами в Кузбассе начался голод. Мы решили вернуться в “хлебный” Ташкент. В дороге дети заболели скарлатиной. Аня выжила, а Фредерик нет. С той минуты я стала просто сумасшедшей матерью. Боялась расстаться с Анечкой и на час.
Едва семья устроилась в Ташкенте, как началась война с гитлеровской Германией. Ирма надеялась, что в борьбе с фашистами пригодится ее знание немецкого. Но вышло иначе. Ее с мамой и дочкой, как родственников “врагов народа” и с подозрительными фамилиями, погрузили в эшелон и отправили в неизвестном направлении. Состав остановился под Бухарой. Пассажиров переселили в землянки. Заболела тифом Аня. Что делать?!
Ирма решила бежать. Побег удался. В глухом ауле выдали себя за беженцев. В учителях нуждались, и Ирме без особых расспросов предоставили работу и угол.
Анечку она брала в школу с собой. Девочка росла усидчивой, спокойной, внимательной, хлопот не доставляла. Любила петь, рано начала говорить: на русском, голландском и узбекском.
Своего второго мужа Ирма тоже повстречала в Средней Азии. Его звали... Герман. Он был учителем. Поляк по национальности, он вскоре, узнав о формировании под Рязанью Войска Польского, решил стать в его ряды. Ирме наказал: “После войны будем жить в новой Польше. Если вдруг не получишь моих писем, все равно езжай в Варшаву и жди меня”.
Она не дождалась ни писем, ни самого Германа. Солдат пропал на войне. А Ирма с дочкой и матерью все-таки отправились в Польшу. Молодая республика строила новую жизнь. Ей очень нужны были и учителя. Ирма выучила польский, преподавала. Вступила в Польскую рабочую партию...
Многое из того, что она мне поведала, вошло потом в сценарий фильма про Анну Герман. Но есть факты, о которых телезрители не узнали. О некоторых из них хочется рассказать.
Пани Ирма показала мне письма дочери, которые та присылала с гастролей. Анна Герман знала шесть языков, но многие письма написаны по-русски, и начинались словами: “Дорогая мамочка!” - “Милая моя мамочка!” В семье не забывали русский язык и часто в на нем разговаривали и пели.
- Она была замечательной дочкой - доброй, отзывчивой, искренней. Помню, первое, что она купила мне на свой гонорар, тогда еще совсем небольшой - туфли. Я вела урок в школе. Вдруг дверь приоткрылась, смотрю - Аня зовет. Вышла я в коридор, она обняла меня и шепчет: “Мамочка, я тебе туфли купила, примерь!” Говорю ей: “Урок идет, подожди!” А она: “Ой, мамочка, умру от нетерпения, примерь!” Как же она радовалась, когда увидела, что туфли оказались впору (а размер у меня не маленький!) и понравились мне. Привезла она подарок и бабушке.
Анна Герман стала известной в мире, когда исполнила песню “Танцующие Эвридики” в далеком 1964 году.
- Мы обе тогда проснулись знаменитыми, - сказала мне композитор Катажина Гертнер, автор этой знаменитой песни.
Ане посыпались приглашения, предложения. Потом, одна за другой, - победы на конкурсах, польских и международных. Первую свою денежную премию она отдала матери: “Будем собирать на квартиру”.
Ее купили довольно скоро, но какой ценой! Анне Герман выплатили страховку за автокатастрофу в Италии, после которой она долгие месяцы была прикована к постели.
- Как только я узнала о катастрофе, тут же засобиралась в Италию, хотя сама недавно пережила инфаркт, - сказала Ирма. - Вместе со мной поехал Збигнев Тухольский, жених Ани. Доченька моя лежала вся искалеченная, без сознания в одном из монастырей. Туда ее перевезли из больницы как безнадежную. Монахини убрали ее длинные белокурые волосы цветами - уже никто не верил в выздоровление “белла синьориты”...
Но горячо верили мать и Збигнев. Это благодаря ему, обычно молчаливому и невозмутимому парню, Аню снова перевезли в больницу. Он поднял на ноги всех, кто только мог помочь его любимой. Сидел рядом с ней и договаривался со специалистами, приносил еду и фрукты, доставал нужные лекарства. Он почернел от бессонницы, но не терял присутствия духа и поддерживал свою будущую тещу.
- Когда Анечка впервые открыла глаза и узнала нас, она сказала: “Мамочка, не плачь, все будет хорошо! Ведь я еще и Виктория, ты разве забыла? Значит, Победа.”
После возвращения в Польшу - снова больница. И снова рядом мама и Збигнев. Скоро Аня вышла за него замуж. Молодые переехали в свой новый, еще недостроенный дом в центре Варшавы над Вислой. Збигнев взялся за строительство. Начал с ванной комнаты и отделал ее до полного блеска. Чтоб Анечке было в ней уютно. Там она заново училась петь.
- Врачи ей тогда сказали: ходить сможете, петь - никогда. Аня не спорила, ничего никому не доказывала, а просто пела. Я часто удивлялась: откуда в моей очень спокойной и уравновешенной девочке порой пробуждается непоколебимая твердость? Сказала мне: “Я, мамочка, буду петь”. И снова вышла на сцену.
Так же твердо и непреклонно решила она стать матерью, вопреки запретам врачей. Аня очень хотела мальчика. Ждала его с надеждой и с такой радостью! Нашила всяких штанишек, навязала кофточек, чепчиков (Аня даже концертные платья изготавливала себе сама). Я ее спросила: “А если родится девочка?” Збигнев пошутил: “Через окошко выбросим! Ведь Аня ждет только сына”. И он родился - Збышек. Так, по мужу, Анечка назвала своего первенца.
О том, как Анна Герман любила своего сынишку у нас в стране знали многие. На всех концертах в Советском Союзе молодая мама непременно рассказывала о своем маленьком Збышеке. И не было встречи, на которой кто-нибудь из зрителей не подарил бы Ане игрушку для Збигнева-младшего.
Спустя год после первой нашей встречи с пани Ирмой мне довелось побывать в Узбекистане, и я выполнила ее просьбу - заехать в Ургенч, посмотреть, каким стал город.
Узнав, что я знакома и дружна с матерью Анны Герман, многие жители Ургенча расспрашивали меня о ней. Удалось познакомиться со старенькой учительницей-узбечкой - коллегой Ирмы по школе, и встретиться с бывшими учениками Ирмы Давыдовны, как называли ее тогда здесь. Они попросили передать в Польшу, что гордятся своей знаменитой землячкой - Анной Герман и никогда ее не забудут. Имя певицы носит центральная улица ее родного города. Передали приглашение ее маме приехать в Ургенч.
– Конечно, хотелось бы там побывать снова, - призналась мне тогда пани Ирма. - Ведь в Средней Азии прожила я годы и самые счастливые, и самые горестные.
...Однажды в войну среди молодых и здоровых женщин объявили мобилизацию на трудовой фронт. Надо было ехать строить дороги. Детей брать не разрешили. Ирма успокаивала себя, что ничего с Анечкой не случится, ведь разлука не будет долгой! Но в день отъезда ее дочка, в отличие от других детей, которые плакали и цеплялись за матерей, вдруг запела своим чистым звонким голоском: “Мы простимся с тобой у порога, и, быть может, навсегда!..”
Где она услышала эту песню, такая кроха? Но эти слова подкосили Ирму. Она плакала день и ночь, пока снова не обняла свою девочку! С тех пор каждая разлука стала просто невыносимой для матери.
- Анечка еще в школе пела в самодеятельности. Но особенно ее талант раскрылся во Вроцлавском университете, куда она поступила на геологический факультет. Аня пела неаполитанские песни, польские и, конечно, русские. Она очень любила ездить в Советский Союз. Как-то вернулась оттуда очень довольная, веселая и сказала мне: “Все-таки побывать на Родине - это так хорошо!” А как она пела: “Это русское раздолье, это - Родина моя!” Произносила эти слова с такой гордостью, с таким обожанием!.
Позже этого ей не смогли простить некоторые поляки. Анна Герман спустя годы перестала звучать по польскому радио.
Но ее не забывали в нашей стране. По Всесоюзному радио часто звучал ее голос. Аня пела старинные романсы, популярные песни и те, которые стали ее, “фирменными”. Потому что, по мнению многих слушателей, никто лучше Анны Герман этих песен не спел: “Надежда”, “Сады цветут” и “Эхо”.
- Как-то Анечка попросила: “Мне предложили спеть песню к советскому кинофильму, послушай, мамочка, как она мне удалась”. И запела: “Мы - эхо, мы - эхо, мы - долгое эхо друг друга...” Я тогда еще не видела фильма, не знала его сюжета, но буквально с первых звуков песни у меня мурашки поползли по коже, а на глазах навернулись слезы - так проникновенно пела Аня! Сколько страдания было в ее голосе! Я спросила: “Доченька, о чем ты сейчас думала? Кому пела?” Она вздохнула: “Всем, кто любит, верит и надеется”.
О чем же тогда думала Аня? Что хотела сказать? Может быть, прощалась со своими родными, близкими? Ведь уже знала, что тяжело больна и наверное догадывалась, что больна неизлечимо. Вслух она об этом никому не говорила, наоборот, успокаивала маму, мужа.
- А сама таяла с каждым днем. Что я только ни делала, чтобы спасти ее! Узнав о болезни Ани, советские люди присылали посылки с медом, фруктами, ягодами.
Анна Герман стойко боролась за жизнь. Она улыбалась и пела на сцене. Давала много концертов, ездила на гастроли, даже полетела в далекую Австралию. Она очень спешила. Столько еще надо было успеть! Но жить ей оставалось совсем мало.
- Анечка пела даже тогда, когда уже не могла ходить. Пела Збышеку и сочиняла ему песенки. Любимой у них была русская “Колыбельная”. Помните, там есть слова: “Спи, мой сыночек, спи мой звоночек...” Такими ласковыми словами она его и называла: «мой воробышек, моя птичка». И одну из своих последних песен, посвященных ему, она и назвала: “Такая маленькая птичка!” А еще она ему писала книгу, которую так и не закончила...
Когда я впервые увидела Збышека, ему было десять лет. Но выглядел он старше, потому что высок в маму и бабушку. Это был очень серьезный, и как говорила его бабушка Ирма, интеллигентный мальчик. Жил он тогда вдвоем с отцом в том самом доме, где сверкала зеркалами, фаянсом и кафелем ванная. Но на стенах комнат была только серая штукатурка. “Нет ни сил, ни средств, чтоб продолжать ремонт”, - признался тогда Збигнев-старший. После смерти Анны в нем словно что-то сломалось. Притих и Збышек.
- Раньше он часто спрашивал о маме. Потом перестал. Даже пластинки ее какое-то время не мог слышать, очень переживал. Но фотографии подолгу рассматривал. Когда он подрастет, уверена, захочет узнать о своей маме очень многое. Для него сейчас я и собираю семейный архив - все пластинки Анечки, все ее письма, все статьи о ней. Для внука прежде всего я и стала писать свою книгу о дочери, - говорила мне пани Ирма.
Но работа у нее продвигалась очень медленно. “Не могу писать сегодня, - часто оправдывалась она. - Вспоминаю, и все плачу, плачу...”
Я очень жалею, что не помогла ей тогда, в Варшаве, подготовить эту книгу. Работа над ней растянулась на годы. Но скоро узнала: подключились оба Збигнева - муж и уже взрослый сын Анны Герман. У этого «маленького воробышка» теперь рост 2 метра 7 сантиметров!
Пани Ирма жила с ними. Я звонила ей из Москвы, когда ей исполнилось 90 лет. Она посетовала, что уже почти ослепла, но слышит хорошо и многое помнит. Мечтала хотя бы в руках подержать книгу о дочери. Но не дождалась...
А книга, сообщили мне польские коллеги, все-таки вышла. В нее вошли многие архивные материалы, семейные фотографии, тексты любимых песен. И, конечно же, полная и правдивая биография замечательной певицы Анны Герман.