Горячий снег Сталинграда (часть 3)
Как и предполагал Ватутин, 20 ноября сопротивление противника по всей полосе Юго-Западного фронта заметно усилилось. Немецким и румынским частям и соединениям на ряде участков удалось втянуть основные силы наступающей группировки фронта в затяжные бои.
(Окончание)
Но Николай Федорович предвидел, что такое может случиться, и поэтому накануне принял соответствующие меры. Прямо с утра на обозначившиеся опасные направления он направил штурмовую авиацию сразу трёх воздушных армий — благо погода не подвела. Одновременно Ватутин ввёл в прорыв 8-й и 3-й гвардейский кавалерийские корпуса генерал-майоров М. Д. Борисова и И. А. Плиева. Решительными действиями бесстрашные кавалеристы начали закреплять успех танковых корпусов и продолжили расширять фронт наступления.
В этот же день в наступление перешла и ударная группировка войск Сталинградского фронта. Это стало для немецкого командования полной неожиданностью. Только теперь оно осознало всю серьезность угрозы для своих войск в районе Сталинграда, поняло, что 6-й армии Паулюса окружения не избежать. Советские танки вырвались на оперативный простор, их тактика сбила с толку и деморализовала противника. Боевые машины появлялись то здесь, то там, обстреливая штабы, уничтожая узлы связи, склады, а затем, словно летучие голландцы, скрывались в дымно-синих туманах. В штабах врага царила дикая паника, немцы в спешке сжигали документы. По войскам разнеслись слухи, что у них в тылу высадилась «особая сталинская дивизия», которую нельзя остановить и нельзя определить, откуда она наносит удары.
Возможно, за «особую сталинскую дивизию» немцы приняли бойцов 4-го танкового корпуса. Действуя севернее Калача, они вполне могли захватить в плен командующего 6-й немецкой армией Паулюса. Но танкисты, к сожалению, не знали тогда, что в районе Голубинской находился его штаб. Позже пленные свидетельствовали, что неожиданное появление русских танков вблизи этого района вызвало панику в штабе. Паулюс немедленно улетел в район станицы Нижнечирской, а штаб передислоцировался в Сталинград…
Действительно, события развивались стремительно. Пока гитлеровское командование искало варианты предотвращения надвигающейся катастрофы, наступление советских войск продолжалось. И этот ураган уже невозможно было остановить. Танкисты 26-го корпуса генерала Родина и 4-го корпуса генерала Кравченко безостановочно двигались в район Калача, где должны были соединиться с частями 4-го механизированного корпуса генерал-майора В. Т. Вольского из состава Сталинградского фронта. К концу дня 21 ноября расстояние, разделяющее передовые соединения ударных группировок двух фронтов, сократилось до 80 километров. Оставалось дело за малым — в кратчайшие сроки перерезать последние коммуникации 6-й армии Паулюса. Для этого по приказу Ватутина 26-й танковый корпус должен был форсировать Дон, 8-й кавалерийский корпус — развивать наступление в направлении Обливской, а 1-й танковый корпус генерал-майора танковых войск В. В. Буткова — выбить противника с железнодорожной станции Суровикино.
Однако нужно было выполнить ещё одну неотложную задачу — уничтожить в районе Распопинской группировку румынских войск, которая оказалась в мешке советских войск к вечеру 21 ноября. Её решение Ватутин возложил на 21-ю армию Чистякова, приказав ликвидировать окруженную группировку не позднее 10 часов 23 ноября. Дело в том, что существовала опасность прорыва из окружения. Это угрожало бы тылам и боевым порядкам советских войск, действующих в районе Калача. Вырвавшись из мешка, румынские части могли двинуться на Калач и в дальнейшем соединиться с главными силами Сталинградской группировки.
Чистяков получил приказ от Ватутина в первой половине дня 21 ноября. Ему отводились всего лишь сутки на выполнение поставленной задачи.
— Задача не из лёгких, товарищ командующий, — прямо сказал Чистяков. — Румыны дерутся с остервенением. Чтобы уложиться в срок, нужно усилить нас хотя бы одной танковой бригадой. Есть ещё вариант: направить к окруженным румынам парламентёров с предложением сдаться…
Николай Федорович внимательно выслушал Чистякова. Затем со свойственным ему спокойствием сказал:
— Да, Иван Михайлович, положение у тебя очень тяжелое, но помочь ничем не могу. Нет у меня сейчас таких возможностей.
— Товарищ командующий, а если мы всё же направим к румынам парламентёров. Может, и правда пошлем, — чуть ли не с мольбой в голосе закончил Чистяков.
— Меня, Иван Михайлович, агитировать за советскую власть не надо, — продолжал Ватутин. — Ты не хуже меня знаешь, что враг сейчас в бешенстве. Поэтому можем понапрасну погубить людей. Впрочем, чем чёрт не шутит… Каждый командир, если он хочет добиться победы, вынужден брать на себя риск. Давай, Иван Михайлович, рискнём…
Утром 22 ноября парламентёры 63-й стрелковой дивизии капитаны И. К. Стулин и Е. И. Иткис выбрались из траншеи, развернули белые флаги и пошли в сторону румынских позиций. Это были самые напряженные минуты. Что с одной стороны, что с другой следили за каждым шагом парламентёров. Пальцы советских и румынских солдат застыли на спусковых крючках снайперских винтовок, автоматов и пулемётов. Откроет ли противник по ним огонь? — этот тревожный вопрос волновал советское командование.
Ведь можно было ожидать и такое. Но вот навстречу советским офицерам вышли два румынских офицера и три солдата. Завязали им глаза и увели в свои траншеи. В ультиматуме для командования окруженной группировки было сказано: «Желая избежать напрасного кровопролития, советское командование предлагает окруженным войскам ультиматум — прекратить сопротивление и сдаться в плен».
Однако парламентёры вернулись ни с чем. Командующий окруженной группировкой бригадный генерал Траян Стэнеску отклонил ультиматум. Передышка, длившаяся примерно три часа, закончилась. Позиции вновь ожили стрельбой, разрывами мин и снарядов. Показательный штрих. После возвращения парламентёров румыны около двадцати раз переходили в яростные контратаки, очевидно пытаясь доказать, что они ещё сильны и способны выйти из окружения. Но все их атаки были отбиты.
О том, что противник отклонил ультиматум, Чистяков доложил Ватутину, который тут же приказал:
— В таком случае продолжайте уничтожать противника. Не дайте ему выскочить из кольца.
Как дальше развивались события — читаем в книге И. М. Чистякова «Служим Отчизне»: «Мы стали прикидывать, как же нам быть с этим распопинским противником, сил-то у нас, как я уже говорил, явно не хватало.
Начальник штаба инженерных войск подполковник В. А. Любимов предложил двинуть к переднему краю обороны противника колонну автомашин и танков, чтобы создать иллюзию, будто мы готовимся к большому наступлению крупными механизированными силами. Эта мысль мне понравилась, и я доложил о ней командующему фронтом, попросив подбросить несколько тракторов для большего шума.
— Очень хорошо, — одобрил наш замысел Н. Ф. Ватутин. —Тракторы пришлю.
Несколько часов ушло на подробную разработку ложной операции. С наступлением темноты к переднему краю противника потянулись десятки парных светящихся точек, сопровождаемых гулом моторов. К линии фронта машины шли с зажженными фарами, а обратно с потушенными. А поскольку машин было все-таки маловато, то к каждой из них мы прицепляли по несколько саней с фонарями. Гул танков имитировали тракторы. Движение вкруговую продолжалось до рассвета.
Кочующие батареи, меняя позиции, не давали покоя противнику короткими огневыми налетами. По радио и по телефону отдавались ложные приказы и распоряжения.
И противник клюнул на нашу хитрость. Генерал Стэнеску решил, что мы подтянули крупные механизированные войска, дальнейшее сопротивление бесполезно, надо сдаваться.
Вскоре полковник Козин доложил мне, что к нему прибыли четыре румынских офицера. Парламентеры были направлены в штаб 291-го стрелкового полка 63-й стрелковой дивизии, где по моему приказанию с ними вел переговоры полковник Н. Д. Козин. Он предъявил условия капитуляции, которые были даны нам штабом Юго-Западного фронта: прекратить ведение огня, сдать всё оружие. Было указано, что советское командование гарантирует всем сдавшимся в плен жизнь, хорошее обращение, сохранность личных вещей. Условия капитуляции были приняты, и в ночь на 24 ноября в направлении штаба 63-й стрелковой дивизии медленно двинулись автомашины, в которых находились генерал Траян Стэнеску и его свита. За ними в строю шагала колонна старших офицеров».
На километры выстроились колонны солдат, понуро двигавшиеся в темени ненастной ночи за своими начальниками. Дул, по волчьи завывая, пронизывающий степной ветер. При встрече с советскими солдатами пленные румыны, боясь скорой смерти, виновато произносили заученные на немецкий лад фразы:
— Антонеску капут!
— Сталин гут!
— Рус камрат гут!
Всего при ликвидации распопинской группировки противника советские войска взяли в плен 27 тыс. солдат и офицеров, а также трёх генералов. Было захвачено много вооружения и военного имущества. Примечательный факт. Против румын, которые обладали тройным превосходством, действовали всего лишь 10 тыс. бойцов и командиров Красной армии.
Между тем, дальнейшая обстановка складывалась следующим образом. Командование противника, пытаясь преградить путь наступающим войскам Юго-Западного и Сталинградского фронтов, бросило туда из-под Сталинграда 16-ю и 24-ю танковые дивизии. Но их действия были запоздалыми, захватчики уже не могли устоять под ударами ринувшихся на сближение советских танков. И вот наступил исторический день 23 ноября 1942 года. К 16 часам 45-я танковая бригада подполковника П. К. Жидкова из 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта, круша последние очаги сопротивления врага, вышла к Советскому. Навстречу ей с северной окраины хутора двигались танки и пехота 36-й механизированной бригады подполковника М. И. Родионова из 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта. Клещи надежно сомкнулись.
Фронтовые кинооператоры и фотокорреспонденты запечатлели эти незабываемые минуты. Танкисты открыли люки своих машин. Небо поливают струи красных ракет. В воздух летят шапки, каски, шлемофоны… Бойцы и командиры двух фронтов держат друг друга в крепких объятиях. Обнимаются, целуются, пляшут. Над стылым заснеженным полем гремит долгое, протяжное «ура-а-а-а!».
В это же время «ледяной ветер выл и стонал над степью, наметая сугробы снега. Температура упала ниже нуля. На сотни километров к западу и востоку от Дона земля казалась безжизненной. Но в степи были люди — группы полузамерзших немцев и румын брели по снегу, гонимые желанием выжить, найти пристанище, пищу и укрытие под защитой немецких орудий». Так описывал поражение немцев американский историк У. Грейг.
Окружение завершилось. В «котле» оказались 22 дивизии и 160 отдельных частей 6-й и 4-й танковой немецких армий общей численностью свыше 300 тыс. человек. Ещё недавно они самоуверенными и высокомерными победителями шагали к Волге. Теперь же эти люди из разных земель Германии были обречены на смерть. В бескрайней степи, ландшафт которой они сравнивали с североафриканской пустыней, русские уготовили им гигантскую братскую могилу…
Но Николай Федорович предвидел, что такое может случиться, и поэтому накануне принял соответствующие меры. Прямо с утра на обозначившиеся опасные направления он направил штурмовую авиацию сразу трёх воздушных армий — благо погода не подвела. Одновременно Ватутин ввёл в прорыв 8-й и 3-й гвардейский кавалерийские корпуса генерал-майоров М. Д. Борисова и И. А. Плиева. Решительными действиями бесстрашные кавалеристы начали закреплять успех танковых корпусов и продолжили расширять фронт наступления.
В этот же день в наступление перешла и ударная группировка войск Сталинградского фронта. Это стало для немецкого командования полной неожиданностью. Только теперь оно осознало всю серьезность угрозы для своих войск в районе Сталинграда, поняло, что 6-й армии Паулюса окружения не избежать. Советские танки вырвались на оперативный простор, их тактика сбила с толку и деморализовала противника. Боевые машины появлялись то здесь, то там, обстреливая штабы, уничтожая узлы связи, склады, а затем, словно летучие голландцы, скрывались в дымно-синих туманах. В штабах врага царила дикая паника, немцы в спешке сжигали документы. По войскам разнеслись слухи, что у них в тылу высадилась «особая сталинская дивизия», которую нельзя остановить и нельзя определить, откуда она наносит удары.
Возможно, за «особую сталинскую дивизию» немцы приняли бойцов 4-го танкового корпуса. Действуя севернее Калача, они вполне могли захватить в плен командующего 6-й немецкой армией Паулюса. Но танкисты, к сожалению, не знали тогда, что в районе Голубинской находился его штаб. Позже пленные свидетельствовали, что неожиданное появление русских танков вблизи этого района вызвало панику в штабе. Паулюс немедленно улетел в район станицы Нижнечирской, а штаб передислоцировался в Сталинград…
Действительно, события развивались стремительно. Пока гитлеровское командование искало варианты предотвращения надвигающейся катастрофы, наступление советских войск продолжалось. И этот ураган уже невозможно было остановить. Танкисты 26-го корпуса генерала Родина и 4-го корпуса генерала Кравченко безостановочно двигались в район Калача, где должны были соединиться с частями 4-го механизированного корпуса генерал-майора В. Т. Вольского из состава Сталинградского фронта. К концу дня 21 ноября расстояние, разделяющее передовые соединения ударных группировок двух фронтов, сократилось до 80 километров. Оставалось дело за малым — в кратчайшие сроки перерезать последние коммуникации 6-й армии Паулюса. Для этого по приказу Ватутина 26-й танковый корпус должен был форсировать Дон, 8-й кавалерийский корпус — развивать наступление в направлении Обливской, а 1-й танковый корпус генерал-майора танковых войск В. В. Буткова — выбить противника с железнодорожной станции Суровикино.
Однако нужно было выполнить ещё одну неотложную задачу — уничтожить в районе Распопинской группировку румынских войск, которая оказалась в мешке советских войск к вечеру 21 ноября. Её решение Ватутин возложил на 21-ю армию Чистякова, приказав ликвидировать окруженную группировку не позднее 10 часов 23 ноября. Дело в том, что существовала опасность прорыва из окружения. Это угрожало бы тылам и боевым порядкам советских войск, действующих в районе Калача. Вырвавшись из мешка, румынские части могли двинуться на Калач и в дальнейшем соединиться с главными силами Сталинградской группировки.
Чистяков получил приказ от Ватутина в первой половине дня 21 ноября. Ему отводились всего лишь сутки на выполнение поставленной задачи.
— Задача не из лёгких, товарищ командующий, — прямо сказал Чистяков. — Румыны дерутся с остервенением. Чтобы уложиться в срок, нужно усилить нас хотя бы одной танковой бригадой. Есть ещё вариант: направить к окруженным румынам парламентёров с предложением сдаться…
Николай Федорович внимательно выслушал Чистякова. Затем со свойственным ему спокойствием сказал:
— Да, Иван Михайлович, положение у тебя очень тяжелое, но помочь ничем не могу. Нет у меня сейчас таких возможностей.
— Товарищ командующий, а если мы всё же направим к румынам парламентёров. Может, и правда пошлем, — чуть ли не с мольбой в голосе закончил Чистяков.
— Меня, Иван Михайлович, агитировать за советскую власть не надо, — продолжал Ватутин. — Ты не хуже меня знаешь, что враг сейчас в бешенстве. Поэтому можем понапрасну погубить людей. Впрочем, чем чёрт не шутит… Каждый командир, если он хочет добиться победы, вынужден брать на себя риск. Давай, Иван Михайлович, рискнём…
Утром 22 ноября парламентёры 63-й стрелковой дивизии капитаны И. К. Стулин и Е. И. Иткис выбрались из траншеи, развернули белые флаги и пошли в сторону румынских позиций. Это были самые напряженные минуты. Что с одной стороны, что с другой следили за каждым шагом парламентёров. Пальцы советских и румынских солдат застыли на спусковых крючках снайперских винтовок, автоматов и пулемётов. Откроет ли противник по ним огонь? — этот тревожный вопрос волновал советское командование.
Ведь можно было ожидать и такое. Но вот навстречу советским офицерам вышли два румынских офицера и три солдата. Завязали им глаза и увели в свои траншеи. В ультиматуме для командования окруженной группировки было сказано: «Желая избежать напрасного кровопролития, советское командование предлагает окруженным войскам ультиматум — прекратить сопротивление и сдаться в плен».
Однако парламентёры вернулись ни с чем. Командующий окруженной группировкой бригадный генерал Траян Стэнеску отклонил ультиматум. Передышка, длившаяся примерно три часа, закончилась. Позиции вновь ожили стрельбой, разрывами мин и снарядов. Показательный штрих. После возвращения парламентёров румыны около двадцати раз переходили в яростные контратаки, очевидно пытаясь доказать, что они ещё сильны и способны выйти из окружения. Но все их атаки были отбиты.
О том, что противник отклонил ультиматум, Чистяков доложил Ватутину, который тут же приказал:
— В таком случае продолжайте уничтожать противника. Не дайте ему выскочить из кольца.
Как дальше развивались события — читаем в книге И. М. Чистякова «Служим Отчизне»: «Мы стали прикидывать, как же нам быть с этим распопинским противником, сил-то у нас, как я уже говорил, явно не хватало.
Начальник штаба инженерных войск подполковник В. А. Любимов предложил двинуть к переднему краю обороны противника колонну автомашин и танков, чтобы создать иллюзию, будто мы готовимся к большому наступлению крупными механизированными силами. Эта мысль мне понравилась, и я доложил о ней командующему фронтом, попросив подбросить несколько тракторов для большего шума.
— Очень хорошо, — одобрил наш замысел Н. Ф. Ватутин. —Тракторы пришлю.
Несколько часов ушло на подробную разработку ложной операции. С наступлением темноты к переднему краю противника потянулись десятки парных светящихся точек, сопровождаемых гулом моторов. К линии фронта машины шли с зажженными фарами, а обратно с потушенными. А поскольку машин было все-таки маловато, то к каждой из них мы прицепляли по несколько саней с фонарями. Гул танков имитировали тракторы. Движение вкруговую продолжалось до рассвета.
Кочующие батареи, меняя позиции, не давали покоя противнику короткими огневыми налетами. По радио и по телефону отдавались ложные приказы и распоряжения.
И противник клюнул на нашу хитрость. Генерал Стэнеску решил, что мы подтянули крупные механизированные войска, дальнейшее сопротивление бесполезно, надо сдаваться.
Вскоре полковник Козин доложил мне, что к нему прибыли четыре румынских офицера. Парламентеры были направлены в штаб 291-го стрелкового полка 63-й стрелковой дивизии, где по моему приказанию с ними вел переговоры полковник Н. Д. Козин. Он предъявил условия капитуляции, которые были даны нам штабом Юго-Западного фронта: прекратить ведение огня, сдать всё оружие. Было указано, что советское командование гарантирует всем сдавшимся в плен жизнь, хорошее обращение, сохранность личных вещей. Условия капитуляции были приняты, и в ночь на 24 ноября в направлении штаба 63-й стрелковой дивизии медленно двинулись автомашины, в которых находились генерал Траян Стэнеску и его свита. За ними в строю шагала колонна старших офицеров».
На километры выстроились колонны солдат, понуро двигавшиеся в темени ненастной ночи за своими начальниками. Дул, по волчьи завывая, пронизывающий степной ветер. При встрече с советскими солдатами пленные румыны, боясь скорой смерти, виновато произносили заученные на немецкий лад фразы:
— Антонеску капут!
— Сталин гут!
— Рус камрат гут!
Всего при ликвидации распопинской группировки противника советские войска взяли в плен 27 тыс. солдат и офицеров, а также трёх генералов. Было захвачено много вооружения и военного имущества. Примечательный факт. Против румын, которые обладали тройным превосходством, действовали всего лишь 10 тыс. бойцов и командиров Красной армии.
Между тем, дальнейшая обстановка складывалась следующим образом. Командование противника, пытаясь преградить путь наступающим войскам Юго-Западного и Сталинградского фронтов, бросило туда из-под Сталинграда 16-ю и 24-ю танковые дивизии. Но их действия были запоздалыми, захватчики уже не могли устоять под ударами ринувшихся на сближение советских танков. И вот наступил исторический день 23 ноября 1942 года. К 16 часам 45-я танковая бригада подполковника П. К. Жидкова из 4-го танкового корпуса Юго-Западного фронта, круша последние очаги сопротивления врага, вышла к Советскому. Навстречу ей с северной окраины хутора двигались танки и пехота 36-й механизированной бригады подполковника М. И. Родионова из 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта. Клещи надежно сомкнулись.
Фронтовые кинооператоры и фотокорреспонденты запечатлели эти незабываемые минуты. Танкисты открыли люки своих машин. Небо поливают струи красных ракет. В воздух летят шапки, каски, шлемофоны… Бойцы и командиры двух фронтов держат друг друга в крепких объятиях. Обнимаются, целуются, пляшут. Над стылым заснеженным полем гремит долгое, протяжное «ура-а-а-а!».
В это же время «ледяной ветер выл и стонал над степью, наметая сугробы снега. Температура упала ниже нуля. На сотни километров к западу и востоку от Дона земля казалась безжизненной. Но в степи были люди — группы полузамерзших немцев и румын брели по снегу, гонимые желанием выжить, найти пристанище, пищу и укрытие под защитой немецких орудий». Так описывал поражение немцев американский историк У. Грейг.
Окружение завершилось. В «котле» оказались 22 дивизии и 160 отдельных частей 6-й и 4-й танковой немецких армий общей численностью свыше 300 тыс. человек. Ещё недавно они самоуверенными и высокомерными победителями шагали к Волге. Теперь же эти люди из разных земель Германии были обречены на смерть. В бескрайней степи, ландшафт которой они сравнивали с североафриканской пустыней, русские уготовили им гигантскую братскую могилу…