Повесть о настоящем лейтенанте (часть 1)
У ветерана Великой Отечественной войны Петра Сергеевича Бирюкова биография - позавидуешь. Это сегодня на встречах с юным поколением о нем вспоминают как о человеке удивительной судьбы, дерзком, не знавшем страха разведчике, запросто проникавшем в самое логово врага.
А тогда, летом 1944 года, стоя перед офицером СМЕРШа, он пережил немало неприятных минут. Поди докажи этим людям с холодными глазами, профессия которых никому не доверять, что ты - свой. Ну, никак не мог он, дважды контуженный в тяжелых боях, вспомнить номер приказа о присвоении ему офицерского звания «лейтенант».
Мы познакомились с Бирюковым в канун Дня Победы чуть более 15 лет назад. Он неторопливо вспоминал свое фронтовое прошлое, поражая меня конкретикой, будто все это случилось вчера. А еще человек, который тогда шагал к своему 90-летию, пожаловался на то, что старые раны не дают ему покоя.
- Не поверите, - сказал он, - до 1995 года раны не беспокоили. А сейчас, начинаю говорить - и как будто молотки в голове стучат. Уже 12 раз меня госпитализировали, да не проходит боль окаянная…
Ранение самое, что ни на есть дурацкое. Во время одного из боев минометный снаряд, разорвавшийся неподалеку, попал аккурат в кучу собранных с крестьянского поля голышей и один из них со свистом вонзился прямо в лоб лейтенанта.
- Знаете, годы берут свое. Иногда смотрю телевизор, вижу: знакомый артист, популярный, а как зовут, не вспомню. А вот хирурга, который «поставил мои мозги» тогда на место, запомнил на всю жизнь. Фамилия его Остапенко. В полевых условиях, как в фильме «Они сражались за Родину», он промыл рану, пинцетом вынул из глубины пробитого черепа треугольник лобной кости и поставил на место. Совсем, как стекольщик, который за неимением целого оконного стекла вставляет отколовшуюся часть разбитого стекла…
Это было не единственное ранение лейтенанта Бирюкова. В январе 1945 года он во главе группы еще необстрелянных бойцов получил задание атаковать первую линию обороны врага, занять ближайшую траншею и дожидаться подкрепления со стороны основной группы наших войск. К пяти утра его небольшой отряд подполз к немецкой обороне и по сигналу Бирюкова забросал гранатами немецкие траншеи. Не тут-то было. Немцы были готовы к нападению и ответили огнем из фаустпатронов, а потом и сами перешли в атаку.
- Я, - вспоминает Петр Сергеевич, - залег под деревом и выпустил по врагу несколько очередей из автомата. Но неподалеку разорвался снаряд, и взрывной волной меня отбросило в какую-то яму, да еще завалило мерзлым грунтом. Помню, что потерял сознание, а когда очнулся, слышу немецкую речь. Фашисты в это время обедали. Не скажу, как я промерз, дожидаясь темноты, а потом решил пробираться к своим. И вдруг меня как током ударило. Ведь спросят, а где бойцы? И что я, командир, отвечу? Решил брать языка. Долго ждать не пришлось – вскоре рядом с местом, где я притаился, появился унтер. Дальнейшее было делом техники. Когда мы вместе с моим живым трофеем появились в расположении нашей дивизии, комполка обрадовался. А пленный оказался весьма разговорчивым, да к тому же обладал очень ценными сведениями. Вскоре наши пошли в атаку, а меня, хоть и слегка контуженного, наградили орденом Красной Звезды.
Орден от маршала
Еще об одной своей награде Петр Сергеевич вспоминает с особым удовольствием. Однажды, а было это в марте 45-го на подступах к Данцигу, вызывает его, офицера разведки, командир полка: «Даю тебе, Бирюков, три с половиной десятка бойцов, попробуй, используя свой богатый партизанский опыт, перейти с ними линию фронта и зайти к фашистам с тыла. Как появишься там, дашь знак, и мы начнем бить врага с двух сторон». Дело было в том, что вот уже четвертые сутки 15-я стрелковая дивизия никак не могла прошибить отчаянно сопротивлявшуюся большую группировку противника, зацепившуюся за господствующие высоты. Надо было выигрывать у фашистов время, поскольку часть скопившейся здесь техники и людей они планировали на судах перебросить к Берлину, куда уже подходили наши войска. Петр Сергеевич вспоминает:
- Пройдя незамеченной за ночь около 17 километров, наша группа заняла исходную позицию в тылу самой укрепленной врагами высотки 103. Ранним утром после того как над расположением дивизии взвилась гирлянда красных ракет вступили в действие и мы. Не ожидая удара с тыла, немцы решили, что попали в окружение, стали беспорядочно разбегаться, около 200 офицеров и солдат сдались в плен. Когда командующий фронтом маршал Рокоссовский узнал о том, что плацдарм врага после бесплодных наших атак вдруг рухнул, причем практически без потерь с нашей стороны, он поинтересовался у нашего комдива, как это у него получилось. «Помог партизанский опыт одного из наших офицеров», - ответствовал комдив. «Ну, так покажите мне этого партизана». На КП дивизии, куда я прибыл, маршал поблагодарил меня, пожал руку и лично прикрепил на лацкан кителя орден Богдана Хмельницкого II степени».
- По телефону Вы мне, Петр Сергеевич, рассказали о вашей проблеме со СМЕРШем. А что было потом?
- Потом, конечно, приказ разыскали, но подозрение в самозванстве еще долго меня преследовало в полку. Случилась эта неприятность со мной сразу после освобождения Красной Армией белорусского города Могилева. Меня, партизана одного из многочисленных отрядов народных мстителей, действовавших на территории этой советской республики, направили в 321-й стрелковый полк 15-й стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта. Даже из партии, в которой я состоял с 1930 года, исключили. И даже когда я доказал в бою, что не трус, не восстановили. Партбилет вернули только… в 1961 году.
(Окончание следует)
Мы познакомились с Бирюковым в канун Дня Победы чуть более 15 лет назад. Он неторопливо вспоминал свое фронтовое прошлое, поражая меня конкретикой, будто все это случилось вчера. А еще человек, который тогда шагал к своему 90-летию, пожаловался на то, что старые раны не дают ему покоя.
- Не поверите, - сказал он, - до 1995 года раны не беспокоили. А сейчас, начинаю говорить - и как будто молотки в голове стучат. Уже 12 раз меня госпитализировали, да не проходит боль окаянная…
Ранение самое, что ни на есть дурацкое. Во время одного из боев минометный снаряд, разорвавшийся неподалеку, попал аккурат в кучу собранных с крестьянского поля голышей и один из них со свистом вонзился прямо в лоб лейтенанта.
- Знаете, годы берут свое. Иногда смотрю телевизор, вижу: знакомый артист, популярный, а как зовут, не вспомню. А вот хирурга, который «поставил мои мозги» тогда на место, запомнил на всю жизнь. Фамилия его Остапенко. В полевых условиях, как в фильме «Они сражались за Родину», он промыл рану, пинцетом вынул из глубины пробитого черепа треугольник лобной кости и поставил на место. Совсем, как стекольщик, который за неимением целого оконного стекла вставляет отколовшуюся часть разбитого стекла…
Это было не единственное ранение лейтенанта Бирюкова. В январе 1945 года он во главе группы еще необстрелянных бойцов получил задание атаковать первую линию обороны врага, занять ближайшую траншею и дожидаться подкрепления со стороны основной группы наших войск. К пяти утра его небольшой отряд подполз к немецкой обороне и по сигналу Бирюкова забросал гранатами немецкие траншеи. Не тут-то было. Немцы были готовы к нападению и ответили огнем из фаустпатронов, а потом и сами перешли в атаку.
- Я, - вспоминает Петр Сергеевич, - залег под деревом и выпустил по врагу несколько очередей из автомата. Но неподалеку разорвался снаряд, и взрывной волной меня отбросило в какую-то яму, да еще завалило мерзлым грунтом. Помню, что потерял сознание, а когда очнулся, слышу немецкую речь. Фашисты в это время обедали. Не скажу, как я промерз, дожидаясь темноты, а потом решил пробираться к своим. И вдруг меня как током ударило. Ведь спросят, а где бойцы? И что я, командир, отвечу? Решил брать языка. Долго ждать не пришлось – вскоре рядом с местом, где я притаился, появился унтер. Дальнейшее было делом техники. Когда мы вместе с моим живым трофеем появились в расположении нашей дивизии, комполка обрадовался. А пленный оказался весьма разговорчивым, да к тому же обладал очень ценными сведениями. Вскоре наши пошли в атаку, а меня, хоть и слегка контуженного, наградили орденом Красной Звезды.
Орден от маршала
Еще об одной своей награде Петр Сергеевич вспоминает с особым удовольствием. Однажды, а было это в марте 45-го на подступах к Данцигу, вызывает его, офицера разведки, командир полка: «Даю тебе, Бирюков, три с половиной десятка бойцов, попробуй, используя свой богатый партизанский опыт, перейти с ними линию фронта и зайти к фашистам с тыла. Как появишься там, дашь знак, и мы начнем бить врага с двух сторон». Дело было в том, что вот уже четвертые сутки 15-я стрелковая дивизия никак не могла прошибить отчаянно сопротивлявшуюся большую группировку противника, зацепившуюся за господствующие высоты. Надо было выигрывать у фашистов время, поскольку часть скопившейся здесь техники и людей они планировали на судах перебросить к Берлину, куда уже подходили наши войска. Петр Сергеевич вспоминает:
- Пройдя незамеченной за ночь около 17 километров, наша группа заняла исходную позицию в тылу самой укрепленной врагами высотки 103. Ранним утром после того как над расположением дивизии взвилась гирлянда красных ракет вступили в действие и мы. Не ожидая удара с тыла, немцы решили, что попали в окружение, стали беспорядочно разбегаться, около 200 офицеров и солдат сдались в плен. Когда командующий фронтом маршал Рокоссовский узнал о том, что плацдарм врага после бесплодных наших атак вдруг рухнул, причем практически без потерь с нашей стороны, он поинтересовался у нашего комдива, как это у него получилось. «Помог партизанский опыт одного из наших офицеров», - ответствовал комдив. «Ну, так покажите мне этого партизана». На КП дивизии, куда я прибыл, маршал поблагодарил меня, пожал руку и лично прикрепил на лацкан кителя орден Богдана Хмельницкого II степени».
- По телефону Вы мне, Петр Сергеевич, рассказали о вашей проблеме со СМЕРШем. А что было потом?
- Потом, конечно, приказ разыскали, но подозрение в самозванстве еще долго меня преследовало в полку. Случилась эта неприятность со мной сразу после освобождения Красной Армией белорусского города Могилева. Меня, партизана одного из многочисленных отрядов народных мстителей, действовавших на территории этой советской республики, направили в 321-й стрелковый полк 15-й стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта. Даже из партии, в которой я состоял с 1930 года, исключили. И даже когда я доказал в бою, что не трус, не восстановили. Партбилет вернули только… в 1961 году.
(Окончание следует)