Владимир Краснопольский, кинорежиссер: "Быть режиссером – это не прихоть, а профессия"
Владимиру Аркадьевичу Краснопольскому 14 июня исполнится 75 лет. К юбилею режиссера телеканал «Культура» показывает 14 июня в 14.45 фильм «Самый медленный поезд».
Об этой картине и о своем творчестве режиссер рассказал Ксении Щербино.
- В 1957 году мы с Валерием Усковым приехали поступать во ВГИК. Это был первый год, когда во ВГИКе организовывалась документальная мастерская под руководством Ильи Петровича Копалина, - говорит Владимир Аркадьевич. - Мы уже закончили Уральский университет и потом еще отработали положенные три года, поэтому нам, знающим журналистику и в целом более подготовленным, и предложили заняться документалистикой. После вступительных экзаменов, когда уже стало понятно, что нас приняли, нам нужно было выбрать, куда идти.
- И каким было ваше решение?
- Учитывая, что на отделении документального кино учиться не пять лет, а четыре года, нам и показалось, что первая мастерская - это престижно... Вот и согласились... Для нас важно-то было, что мы оказались во ВГИКе, нам хотелось быстрей закончить его и работать в кино. Хотя признаться честно, мы мечтали перейти в художественное кино. В истории были такие примеры, когда люди после окончания художественного факультета сначала работали в документальном кино. Десятки режиссеров так делали, потому что художественных фильмов в то время снималось всего 5-6 в год, а документальное кино позволяло работать. Вот мы и рискнули пойти на документальное отделение.
- А расскажите немного о вашем фильме «Самый медленный поезд», который на этой неделе покажет телеканал «Культура»?
- Эта картина - «Самый медленный поезд» - была выдвинута на фестиваль в Ливане. Для нас это был большой успех - дипломная работа и сразу на фестиваль в Ливане! Но там началась война, и фестиваль был закрыт. Зато этот фильм показали на международном фестивале в Москве, и мы получили почетный диплом за режиссуру. А ведь это наша первая работа! Вот так, пойдя на документальное отделение, мы стали режиссерами художественных фильмов. А к документальному кино мы с тех пор не обращались. После ВГИКА мы начали работать в Свердловске, но не успели осесть там и начать новую жизнь, как нас перевели на киностудию «Мосфильм» приказом Госкино.
- А почему?
- Мы понятия не имели, почему. Когда нас вызвали и сказали, что нас переводят на «Мосфильм» в объединение Ивана Александровича Пырьева, мы поняли, что он в то время набирал к себе молодых и мы попали в число счастливчиков. Правда, была у нас и настоящая проверка...
- Бывало ли так, что вам приходилось снимать сценарий, который вам не нравился?
- Нет, никогда. Все наши фильмы - я не побоюсь этого громкого слова - приняты народом, приняты зрителем просто на ура.
- Вы проводите разницу между кинематографом массовым и интеллектуальным?
- Знаете, мне кажется, это все досужие домыслы. Искусствоведы, критики находят эти грани, тонкие, специфические оттенки. Я не знаю, но мне кажется, что будь то авторское кино или кино для широкого зрителя, основа у него все равно одна. Должен быть стимул, ты должен понимать, для чего ты все это снимаешь. Если хочешь снять для себя, так возьми любительскую кинокамеру и снимай все, что захочется. Потому что это волнует только тебя. Если твоя работа не волнует души людей, значит, ты не чувствуешь жизни, не чувствуешь, что в этой жизни нужно. Поэтому для нас нет слова авторское кино или ширпотреб... Хотя нет, все же ширпотреб мы точно не снимаем.
- А как вы относитесь к критикам? Думаете, что все это от лукавого?
- Есть люди, которые любят все эти тонкости в кино, когда зритель должен догадываться, что режиссер имел в виду, что хотел сказать, что скрывается за тем или иным сравнением, какой ассоциативный ряд. Это, наверное, интересно, но это совсем другая игра. Мы в этом жанре не работаем.
Для нас должно быть ясно в картине, что человек хотел сделать в картине, и получилось ли у него, что ему мешало, что он пережил сам, как он очистился, как он пришел из точки «а» в точку «б», но это должно быть изложено доступным человеческим языком. Поэтому все наши фильмы очень аргументированы, очень понятны любому зрителю. А интересный сюжет держит всех, и интеллектуалов тоже. Загадки человеческого характера так же интересны, как и сверхинтеллектуальные головоломки. Ведь это же можно проследить и на простом материале.
А к критикам мы не можем плохо относиться, потому что критики к нам относятся не просто лояльно, но очень даже хорошо. У нас во всяких газетах рецензии были со знаком плюс. Чуть лучше, чуть хуже, но всегда со знаком плюс.
- Сложно ли вам работается вместе с Валерием Ивановичем?
- Нет, не сложно.
- Как вы нашли друг друга? Как получился такой крепкий творческий союз? Почему снимаете вместе?
- Все началось с далеких тридцатых двадцатого века. Мы с ним родились - в одной коляске, что ли... сводные братья мы.
- А вы никогда не боялись, что творческие отношения помешают родственным, или, наоборот, родственные узы помешают творчеству?
- А почему мы должны были бояться?
- Часто бывает, что друзья ссорятся из-за совместной работы...
- Ну вот пусть часто и бывает, а мы тут не при чем.
- У вас действительно изумительный творческий союз, и все удивляются, как вы рука об руку прошли столько лет...
- Вы понимаете, у нас одно по сути воспитание, мы жили в одном дворе, мы вместе пропадали в театрах. С детства воспитывались за кулисами, потому что мои родители были артисты. У Валерия мама была врач, а папа - агроном, так что всю линию искусства в нашем детстве дали мои родители. Во время войны у нас во дворе жил главный инженер «Ленфильма», который работал на свердловской киностудии - она функционировала во время войны. Он часто нас брал с собой, мы смотрели, как люди работают на студии. Нам нравились декорации, которые тогда строились очень основательно; нам нравились актеры, которые тогда снимались; нам нравилось, как это снимается, эта магическая тишина, как на пленке потом появляются люди. Вот когда - где-то в 42-м - 43-м году и зародилось наше желание придти в кинематограф. С тех пор мы вместе по жизни; в этом году нам исполняется по 75 лет и мы будем отмечать - опять же совместно - наше 150-летие. Если брать со времен ВГИКа, то уже пятьдесят лет прошло, а если со времен нашей первой картины - «Самый медленный поезд» - так 45 лет совместного творчество. Значительная дата!
- А вы никогда не ссорились?
- Как это никогда! Еще как ссорились! В детстве нас просто водой разливали бабушки, когда мы начинали драться, чтобы охладить наш пыл. А когда уже пришли в кино работать - конечно, ссорились, но это все было за рабочим столом, до тех пор, пока мы не выходили на площадку. На площадке у нас всегда тишь и блажь. Один стоит у камеры, другой со стороны наблюдает, что называется, «холодным взглядом». Если мы вдруг расходились во мнениях, мы снимали два варианта, так что у нас всегда были варианты, как лучше сделать.
- Кто для вас был творческим ориентиром в кинематографе?
- Ориентироваться можно в лесу, в болоте, если заблудился, ориентироваться можно в меню в ресторане, чтобы блюдо выбрать. А в кинематографе ориентироваться сложно. Можно безумно любить Бертолуччи или Форда, или Копполу, Антониони, Феллини, но иметь и уметь нужно что-то свое. Когда начинаешь цитировать или заимствовать, или идти по законам фильма, который тебе понравился, или писать сценарий чужого фильма, адаптируя его к российским реалиям, никогда не получится ничего путного. Необходимо иметь свое видение материала. А вот учиться нужно у больших мастеров. Так и мы учились. Как они развивают темп, ритм в картине. Нужно чувствовать, почему здесь ослабление сюжета идет, почему режиссер так решил. Это же не просто прихоть, это - тайны профессии.
Были гении, чьи картины приводили и приводят в восторг. Но чтобы подражать кому-то - у нас никогда этого не было. Мы ощущали, что нужно в этой сцене и как ее ритмично сделать, как отвлечь зрителя от сюжета, чтобы он на секунду увлекся другой его стороной, а как потом снова вернуть его внимание; почувствовать, кода нужен крупный план, когда общий. Подражанием тут не обойтись.
- В 1957 году мы с Валерием Усковым приехали поступать во ВГИК. Это был первый год, когда во ВГИКе организовывалась документальная мастерская под руководством Ильи Петровича Копалина, - говорит Владимир Аркадьевич. - Мы уже закончили Уральский университет и потом еще отработали положенные три года, поэтому нам, знающим журналистику и в целом более подготовленным, и предложили заняться документалистикой. После вступительных экзаменов, когда уже стало понятно, что нас приняли, нам нужно было выбрать, куда идти.
- И каким было ваше решение?
- Учитывая, что на отделении документального кино учиться не пять лет, а четыре года, нам и показалось, что первая мастерская - это престижно... Вот и согласились... Для нас важно-то было, что мы оказались во ВГИКе, нам хотелось быстрей закончить его и работать в кино. Хотя признаться честно, мы мечтали перейти в художественное кино. В истории были такие примеры, когда люди после окончания художественного факультета сначала работали в документальном кино. Десятки режиссеров так делали, потому что художественных фильмов в то время снималось всего 5-6 в год, а документальное кино позволяло работать. Вот мы и рискнули пойти на документальное отделение.
- А расскажите немного о вашем фильме «Самый медленный поезд», который на этой неделе покажет телеканал «Культура»?
- Эта картина - «Самый медленный поезд» - была выдвинута на фестиваль в Ливане. Для нас это был большой успех - дипломная работа и сразу на фестиваль в Ливане! Но там началась война, и фестиваль был закрыт. Зато этот фильм показали на международном фестивале в Москве, и мы получили почетный диплом за режиссуру. А ведь это наша первая работа! Вот так, пойдя на документальное отделение, мы стали режиссерами художественных фильмов. А к документальному кино мы с тех пор не обращались. После ВГИКА мы начали работать в Свердловске, но не успели осесть там и начать новую жизнь, как нас перевели на киностудию «Мосфильм» приказом Госкино.
- А почему?
- Мы понятия не имели, почему. Когда нас вызвали и сказали, что нас переводят на «Мосфильм» в объединение Ивана Александровича Пырьева, мы поняли, что он в то время набирал к себе молодых и мы попали в число счастливчиков. Правда, была у нас и настоящая проверка...
- Бывало ли так, что вам приходилось снимать сценарий, который вам не нравился?
- Нет, никогда. Все наши фильмы - я не побоюсь этого громкого слова - приняты народом, приняты зрителем просто на ура.
- Вы проводите разницу между кинематографом массовым и интеллектуальным?
- Знаете, мне кажется, это все досужие домыслы. Искусствоведы, критики находят эти грани, тонкие, специфические оттенки. Я не знаю, но мне кажется, что будь то авторское кино или кино для широкого зрителя, основа у него все равно одна. Должен быть стимул, ты должен понимать, для чего ты все это снимаешь. Если хочешь снять для себя, так возьми любительскую кинокамеру и снимай все, что захочется. Потому что это волнует только тебя. Если твоя работа не волнует души людей, значит, ты не чувствуешь жизни, не чувствуешь, что в этой жизни нужно. Поэтому для нас нет слова авторское кино или ширпотреб... Хотя нет, все же ширпотреб мы точно не снимаем.
- А как вы относитесь к критикам? Думаете, что все это от лукавого?
- Есть люди, которые любят все эти тонкости в кино, когда зритель должен догадываться, что режиссер имел в виду, что хотел сказать, что скрывается за тем или иным сравнением, какой ассоциативный ряд. Это, наверное, интересно, но это совсем другая игра. Мы в этом жанре не работаем.
Для нас должно быть ясно в картине, что человек хотел сделать в картине, и получилось ли у него, что ему мешало, что он пережил сам, как он очистился, как он пришел из точки «а» в точку «б», но это должно быть изложено доступным человеческим языком. Поэтому все наши фильмы очень аргументированы, очень понятны любому зрителю. А интересный сюжет держит всех, и интеллектуалов тоже. Загадки человеческого характера так же интересны, как и сверхинтеллектуальные головоломки. Ведь это же можно проследить и на простом материале.
А к критикам мы не можем плохо относиться, потому что критики к нам относятся не просто лояльно, но очень даже хорошо. У нас во всяких газетах рецензии были со знаком плюс. Чуть лучше, чуть хуже, но всегда со знаком плюс.
- Сложно ли вам работается вместе с Валерием Ивановичем?
- Нет, не сложно.
- Как вы нашли друг друга? Как получился такой крепкий творческий союз? Почему снимаете вместе?
- Все началось с далеких тридцатых двадцатого века. Мы с ним родились - в одной коляске, что ли... сводные братья мы.
- А вы никогда не боялись, что творческие отношения помешают родственным, или, наоборот, родственные узы помешают творчеству?
- А почему мы должны были бояться?
- Часто бывает, что друзья ссорятся из-за совместной работы...
- Ну вот пусть часто и бывает, а мы тут не при чем.
- У вас действительно изумительный творческий союз, и все удивляются, как вы рука об руку прошли столько лет...
- Вы понимаете, у нас одно по сути воспитание, мы жили в одном дворе, мы вместе пропадали в театрах. С детства воспитывались за кулисами, потому что мои родители были артисты. У Валерия мама была врач, а папа - агроном, так что всю линию искусства в нашем детстве дали мои родители. Во время войны у нас во дворе жил главный инженер «Ленфильма», который работал на свердловской киностудии - она функционировала во время войны. Он часто нас брал с собой, мы смотрели, как люди работают на студии. Нам нравились декорации, которые тогда строились очень основательно; нам нравились актеры, которые тогда снимались; нам нравилось, как это снимается, эта магическая тишина, как на пленке потом появляются люди. Вот когда - где-то в 42-м - 43-м году и зародилось наше желание придти в кинематограф. С тех пор мы вместе по жизни; в этом году нам исполняется по 75 лет и мы будем отмечать - опять же совместно - наше 150-летие. Если брать со времен ВГИКа, то уже пятьдесят лет прошло, а если со времен нашей первой картины - «Самый медленный поезд» - так 45 лет совместного творчество. Значительная дата!
- А вы никогда не ссорились?
- Как это никогда! Еще как ссорились! В детстве нас просто водой разливали бабушки, когда мы начинали драться, чтобы охладить наш пыл. А когда уже пришли в кино работать - конечно, ссорились, но это все было за рабочим столом, до тех пор, пока мы не выходили на площадку. На площадке у нас всегда тишь и блажь. Один стоит у камеры, другой со стороны наблюдает, что называется, «холодным взглядом». Если мы вдруг расходились во мнениях, мы снимали два варианта, так что у нас всегда были варианты, как лучше сделать.
- Кто для вас был творческим ориентиром в кинематографе?
- Ориентироваться можно в лесу, в болоте, если заблудился, ориентироваться можно в меню в ресторане, чтобы блюдо выбрать. А в кинематографе ориентироваться сложно. Можно безумно любить Бертолуччи или Форда, или Копполу, Антониони, Феллини, но иметь и уметь нужно что-то свое. Когда начинаешь цитировать или заимствовать, или идти по законам фильма, который тебе понравился, или писать сценарий чужого фильма, адаптируя его к российским реалиям, никогда не получится ничего путного. Необходимо иметь свое видение материала. А вот учиться нужно у больших мастеров. Так и мы учились. Как они развивают темп, ритм в картине. Нужно чувствовать, почему здесь ослабление сюжета идет, почему режиссер так решил. Это же не просто прихоть, это - тайны профессии.
Были гении, чьи картины приводили и приводят в восторг. Но чтобы подражать кому-то - у нас никогда этого не было. Мы ощущали, что нужно в этой сцене и как ее ритмично сделать, как отвлечь зрителя от сюжета, чтобы он на секунду увлекся другой его стороной, а как потом снова вернуть его внимание; почувствовать, кода нужен крупный план, когда общий. Подражанием тут не обойтись.