О личной же жизни – почти ничего. Кем были его родители? Отчего он ушел после восьмого класса школы учиться в техникум? Почему до 22 лет откладывал поступление в вуз? Известно, правда, что женат, но сведений о детях вы не найдете нигде. Впрочем, человек сам вправе решать, о чем говорить громко и прилюдно, а что оставлять за рамками общественного внимания. Тем более, что в случае с Сергеем Игнатьевым служебная биография говорит о нем, как о человеке, едва ли не больше, чем самая интригующая личная.
Итак, появившись на свет 10 января 1948 года в Ленинграде и окончив восемь классов обычной средней школы, Сергей поступает в энергетический техникум, а затем неожиданно для многих уезжает в Закавказье, где работает электромонтером. «На заработки» – сообщают авторы ряда статей, но какие уж такие заработки могли быть у закавказского монтера?.. Затем, в 1967-м, уходит служить в армию – в ПВО под Архангельском. Там, на Севере, он и остается после демобилизации в 1969-м, и до 1970 года работает наладчиком треста «Гидроэлектромонтаж» на строительстве ТЭЦ в том же Архангельске, в Сыктывкаре и Ухте.
Но именно в 1970-м все резко меняется: Сергей Игнатьев уезжает в Москву, где с первой же попытки поступает на экономический факультет МГУ. Подобное было по силам не всякому столичному отличнику, и потому вызывает закономерные вопросы даже спустя 38 лет: где готовился к сложнейшим экзаменам Сергей Игнатьев? В частях ПВО? На строительстве ТЭЦ? И почему именно экономика?
Но дальше загадки кончаются. В 1975-м он защищает диплом, потом – три года в аспирантуре, и в 1978 году – защита кандидатской диссертации. С защитой, впрочем, была связана характерная для той поры история. Основной проблемой, рассматриваемой в диссертации, Игнатьев избрал инфляционные процессы в Югославии, поскольку обнаружил, что в этой стране (в отличие от прочих социалистических стран) статистические данные по уровню инфляции не составляют государственной тайны и открыто публикуются. Он начал – и увлекся. Отчасти, слишком.
«Решив сделать работу по проблеме инфляции в социалистическом обществе, я анализировал и процессы, происходящие в Советском Союзе, – рассказывал Игнатьев много лет спустя журналисту Николаю Кротову, готовившему книгу «Очерки истории Банка России». – Однако, когда работа над диссертацией была уже закончена, мой [научный] руководитель, опытный Михаил Григорьевич Щепинов, посоветовал мне сузить тему и оставить только югославскую составляющую. Он понимал все сложности, с которыми мне придется столкнуться в случае, если я сохраню в диссертации часть, посвящённую нашим советским проблемам».
Сказано мягко. Такую диссертацию никто попросту не дал бы защитить. Пришлось вернуться к чисто югославским реалиям. «Но даже в этом виде, – вспоминал далее Игнатьев, - на нее поставили гриф “Для служебного пользования”». Да и сама защита состоялась лишь спустя полтора года, когда Сергей Михайлович уже вернулся в родной Ленинград, где стал преподавателем Института советской торговли имени Ф.Энгельса.
Вскоре выяснилось, что предостережения мудрого научного руководителя подействовали на Игнатьева лишь на недолгое время. Еще одна цитата: «Естественным моим желанием, став кандидатом экономических наук, было опубликовать результаты своих исследований. И тут я столкнулся с непреодолимыми трудностями – ни один журнал не решался напечатать даже самые осторожные мои статьи… [например] о дефиците в Советском Союзе». Отказал своему будущему руководителю и журнал Госбанка СССР «Деньги и кредит». Игнатьева не считали диссидентом, но всякий раз пытались объяснить ему, что есть вещи, о которых не то, что говорить – и думать-то не принято. Система будто сама выталкивала его за пределы официозных экономических доктрин.
И Игнатьев, как написал бы классик, «пошел неверной дорогой». Случайно (по одной версии) или «на картошке» (по другой) он познакомился с Анатолием Чубайсом – одним из основателей хоть и не подпольного, но исповедовавшего явное вольномыслие кружка молодых экономистов, а затем и с другими «вольтерьянцами». С Григорием Глазковым, Юрием Ямагаевым, Сергеем Васильевым, Борисом Львиным, Михаилом Дмитриевым, Петром Филипповым… Достаточно «пробить» эти имена в любом сетевом поисковике, чтобы убедиться, что именно эта группа станет определяющей силой предстоявшей в начале 90-х экономической революции. Разумеется, вместе с параллельно двигавшимися путями неортодоксальной мысли москвичами – Егором Гайдаром, Петром Авеном, Олегом Ананьевым, Ириной Евсеевой, Вячеславом Широниным и другими.
Григорий Глазков, считающийся (так же, как и Чубайс) одним из троих отцов-основателей питерской группы, о приходе Игнатьева вспоминал на сайте Полит.Ру в 2006-м году так: «Появился Сергей Игнатьев, который оказался человеком в области западной экономической литературы еще более начитанным и образованным». Оценка, нельзя не заметить, высокая.
Постепенно работа и питерской, и московской групп стала вызывать все больший интерес у нового, «перестроечного» руководства Политбюро ЦК КПСС. Ученых не только не преследовали – их стали публиковать, помогать им в организации еще недавно самодеятельных семинаров, привлекали к «мозговым штурмам». К ним стали прислушиваться. Далеко не ко всему, разумеется, но ко многому. К концу 80-х, при поддержке М.С.Горбачева и Н.И.Рыжкова, многих стали приглашать на различные должности в столицу. Не на руководящие, конечно, посты, но все же на заметные.
«В Москву я не рвался», – вспоминает Игнатьев. Не рвался, но наведывался все чаще – в первую очередь, по приглашению вице-премьера РСФСР Е.Ф.Сабурова, считавшего, что место Сергея Михайловича – в российском правительстве, где он должен курировать либерализацию цен. А в ноябре 1991-го, уже после победы реформаторских сил над ГКЧП, Игнатьеву предлагают ехать в Москву уже категорично – он нужен в новом кабинете министров. Он соглашается и становится заместителем министра экономики и финансов России. В этой должности он занимается множеством тем, но одна из главных – нормализация денежного обращения: задачей, близкой скорее Центробанку, чем правительству. И в апреле 1992 года Игнатьев занимает пост заместителя Председателя Банка России.
Но с пришедшим вскоре на пост главы ЦБ В.В.Геращенко отношения у Сергея Михайловича не сложились. Начались споры то по одному, то по другому вопросу… и в октябре 1993 года Игнатьев подает в отставку. «Виктор Владимирович формировал свою команду, и я в нее не вписывался», – так скажет он спустя годы. И вернулся в правительство, где до 2002 года занимал уже знакомый ему пост заместителя министра финансов (с 1997 года – первого заместителя). То есть работал в правительстве при всех премьер-министрах той поры – от Гайдара до Касьянова. Кого-то немало раздражала и способность открыто выступить против «генеральной линии» непосредственного начальства, и дотошность, доходящая порой до буквоедства. Но высочайший уровень профессионализма Игнатьева не отрицал никто.
В марте 2002 года Геращенко уходит в отставку с поста главы Центробанка. Президент России предлагает Игнатьеву. По слухам – предлагает ему первому, но времени на долгие раздумья не оставляет. В интервью «Ведомостям» в марте 2003 года Сергей Михайлович описывает эту ситуацию так:
«-У вас было время поразмышлять над предложением Путина возглавить ЦБ?
- Думать пришлось быстро.
- Трудно отказывать президенту?
- Согласие было осмысленным.»
В этом назначении было еще одно признание профессионализма Игнатьева: даже неизменно ищущая в назначениях такого уровня «Новая газета» писала в те дни, что новый глава ЦБ никогда не был «чекистским питерцем». Равно как и три (впервые в новейшей истории России) назначения на эту должность: в 2002-м, 2005-м и 2009-м. Одиннадцать с лишним лет! Когда-то его в шутку называли «вечным замом». Но в эти 11 лет – только «несменяемым». И даже после того, как в июне 2013 года Сергея Михайловича все-таки сменила на его посту Э.С.Набиуллина, он не канул в номенклатурное небытие, а почти сразу был назначен советником нового председателя ЦБ, а в октябре – еще и членом Совета директоров.
Одной из примет «фирменного стиля» Игнатьева, по хорошему отличающего его от некоторых давних оппонентов по аппаратной борьбе является умения работать с людьми без попыток перетаскивания «своей команды» с места на место. Касалось ли это номенклатуры самого ЦБ, руководства госбанков, например того же Андрея Костина, личное знакомство с которым состоялось уже после того, как Ельцин его назначил на должность председателя Внешэкономбанка или руководившего Сбербанком Андрея Казьмина, Игнатьев всегда выстраивал конструктивные отношения с теми, с кем его сводила аппаратная судьба, а не пытался переформатировать кадры под себя.
Подводя итоги «эпохи Игнатьева», портал Lenta.ru писал: «В январе 2011 года эксперты журнала The Banker признали Игнатьева лучшим в номинации "Глава Центрального банка 2011 года в Европе". Отмечалось, что финансист "сыграл значительную роль в восстановлении национальной экономики после кризиса": в частности, в заслугу ему ставилось снижение инфляции в России в июле 2010 года до 5,5 процента, что стало минимальным показателем со времени распада СССР. В 2012 году журнал Global Finance поместил Игнатьева на седьмое место в рейтинге руководителей центральных банков пятидесяти крупнейших стран мира».
…Да, возможно, мы так и не узнаем о Сергее Михайловиче что-то личное. Быть может, потому, что самым главным (и, следовательно, самым личным) для него всегда оставалась и остается работа. И это, пожалуй, важнее причин ухода в техникум или затяжки с поступлением в университет. Да и не так это, по совести сказать, интересно.
