- Кира Николаевна, вы старейшая актриса МХАТ. Расскажите, пожалуйста, как вы попали в этот театр?
- Я поступила в труппу театра в 1937 году. В 1936 году я окончила школу и встал вопрос, чем мне заниматься дальше. Я не мечтала тогда о МХАТе. Родители настаивали на том, чтобы я получила высшее образование. Папа очень хотел, чтобы я шла на мехмат, но я не согласилась и поступила в Институт философии, литературы и искусства на факультет русской литературы, проучилась там ровно год. Вдруг объявили набор в дополнительный состав МХАТ. Я без всякой надежды решила попробовать себя в драматическом театре.
- Вы помните, с какими чувствами первый раз переступили порог МХАТ?
- Если бы вы знали, как у меня дрожали коленки. Чтобы поступить, нужно было пройти три испытания. Я вам честно скажу, что конкурс был огромный. На вступительных экзаменах я хотела читать монолог Катерины из «Грозы»*, басню Крылова «Лиса и виноград» и стихотворение Михаила Светлова «Гренада». Перед самым экзаменом среди желающих поступить в МХАТ меня нашел Павел Владимирович Массальский, поинтересовался репертуаром, который я подготовила, и даже пытался отговорить меня: «Кира, я вас умоляю! Не читайте вы «Гренаду». Никто не знает автора Михаила Светлова, все знают Пушкина, Лермонтова, в крайнем случае, Тютчева». Я упрямо сказала, что буду читать то, что выбрала, понимая, что иду наперекор всем советам. Когда я вошла в аудиторию, то дрожащим голосом сказала: «Я прочту монолог Катерины, басню Крылова «Лиса» и… «Гренаду» Светлова. Фамилию я произнесла уже почти шепотом. Массальский повернулся к Василию Топоркову и спросил: «Васька, ты знаешь такую басню «Лиса и Гренада» Крылова»? Все вокруг захохотали и этим привели меня, еле живую от страха и волнения, в чувства. Я прочитала «Лису», половину монолога Катерины, после чего Сергей Валентинович Сосновский сказал мне: «Спасибо вам большое. Достаточно. Вы свободны».
Я ушла, прорыдав до самого дома. Пришла, не сказала не слова ни маме, ни папе, легла у себя и рыдала. Даже не пошла на следующий день на занятия в институт.
- А как вы тогда узнали, что прошли конкурс?
- Узнала я об этом благодаря моей маме. На третий день моего уныния она, попросив у знакомой модную шляпку, надев велюровые перчатки, поехала в театр. Вернулась она оттуда с торжествующим видом. «Ты – дура!» - сказала она мне. – «Я встретила Массальского, и он сказал, что тебя приняли. Чего ты ревешь?» Так началась моя жизнь во МХАТе.
- К 110-летию МХАТа телеканал «Культура» показал авторскую программу Анатолия Смелянского «Тайны портретного фойе». В театре есть портретная галерея, где проходили съемки, которую венчают два портрета – Станиславского и Немировича-Данченко. Какими они остались в вашей памяти?
- Константина Сергеевича я не застала, хотя мечтала с ним познакомиться. Мы были знакомы заочно. Когда я училась в 9-м классе, я написала ему большое письмо, которое заканчивалось вопросом: «Какими качества нужно обладать, чтобы стать актрисой Московского Художественного театра?» Константин Сергеевич мое письмо прочел и даже подчеркнул красными чернилами несколько фраз, хотя ответа мне не написал. Потом письмо попало в музей МХАТа. Я, конечно, об этом ничего не знала. Все шло своим чередом. Помню, как провожали Константина Сергеевича в последний путь, я шла за гробом. Когда на похоронах произносил речь Владимир Иванович Немирович-Данченко, я стояла сзади, ничего не слышала, только плакала, а потом ушла. Но много раз навещала потом могилу Станиславского. Там много кто похоронен - Чехов, Ольга Книппер-Чехова, Хмелев – многие мхатовские звезды.
- На сцене МХАТа играли великие актеры и актрисы - люди порой сложные, с непростыми характерами. Кто для вас был самым лучшим партнером на сцене?
- Мне посчастливилось застать первое поколение мхатовцев, но не всех, конечно. Гениальный Хмелев, конечно! Общение с ним началось в эвакуации. Владимир Немирович-Данченко назначил тогда Москвина директором МХАТа, а Николая Хмелева - заведующим труппой. Наташу в «На дне» я начала играть и показывать в Саратове. Как-то мне сказали, что я не отвечаю на поклоны Хмелева. Я разволновалась. Как же так? Я, самая робкая в труппе, пошла в гримерку к Хмелеву и с порога стала объясняться: «Николай Павлович, я всегда с вами здороваюсь». А он обозлился и сказал: «Не хотите здороваться – не здоровайтесь!» И пошел репетировать Тузенбаха. Боже, как я ревела тогда.
Сейчас мой собеседник – это телевизор. Я смотрю и понимаю, что такого разнообразия в образах и характерах, как было раньше, у нынешних актеров нет. Прежние артисты серьезнее относились к своей профессии. Сейчас все это куда-то ушло.
