«Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный» - оппонировал сам себе в 1836 году повзрослевший и умудренный жизненным опытом и изучением истории в архивах Александр Сергеевич. Интересно, какими изречениями обогатил бы классик нашу литературу и наш язык, окажись он в Петербурге прохладной весной 1917-го?
Опыт самостоятельного изучения истории
А поскольку этого не могло случиться даже гипотетически при свершившемся, увы, факте вмешательства Дантесов и прочих Геккернов в события российской истории, обратимся к свидетельству, оставленному об этом времени другим Александром. Ему случайно досталась нерусская фамилия, но всею своею сутью он был, как прежде говорили, типичным представителем русской дворянской интеллигенции конца 19 – начала 20 века. Прижизненной славе Блока мог позавидовать сам Пушкин – если он, конечно, страдал этим пороком. Блок еще не написал свою революционно-религиозную поэму «Двенадцать», которую мы изучаем в школе, но так и не усваиваем ее «идейной направленности и художественных достоинств». Зато умудряемся как-то уяснить себе, что Александр Блок, в отличие от большинства своих коллег по творческому цеху, революцию принял и стал ее воспевать. Он говорил, что «революция есть музыка, которую имеющий уши должен услышать», он обращался к интеллигенции с призывом «всем телом, всем сердцем, всем сознанием слушать революцию».
В мае 1917 года Блок был принят на работу в сформированную Временным правительством Чрезвычайную комиссию по расследованию деятельности бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц. Обязанностью знаменитого поэта было редактирование текстов допросов. Забегая вперед, скажем, что речь идет именно о той комиссии, которая, как ни старалась, не смогла выявить никаких преступлений императора, императрицы и министров царского правительства. Интереснее другое: а что думал обо всем этом сам поэт? Об этом можно прочесть в его дневнике, запись от 25 мая 1917 года:
«Старая русская власть делилась на безответственную и ответственную.
Вторая несла ответственность только перед первой, а не перед народом.
Такой порядок требовал людей верующих (вера в помазание), мужественных (нераздвоенных) и честных (аксиомы нравственности). С непомерным же развитием России он требовал – все повелительнее – гениальности.
Всех этих свойств давно уже не было у носителей власти в России. Верхи мельчали, развращая низы.
Все это продолжалось много лет. Однако равновесие не нарушалось. Безвластие сверху уравновешивалось равнодушием снизу. Русская власть находила опору в исконных чертах народа. Отрицанию отвечало отрицание. Так как опора была только отрицательною, то для того чтобы вывести из равновесия положение, надо было ждать толчка. Толчок этот, по громадности России, должен был быть очень силен. Таковым оказалась война 1914-1917 годов. Надо помнить, однако, что старая русская власть опиралась на очень глубокие свойства русской души, на свойства, которые заложены в гораздо большем количестве русских людей, в кругах гораздо более широких, чем принято думать; чем полагается думать «по-революционному». «Революционный народ» - понятие не вполне реальное. Не мог сразу сделаться революционным тот народ, для которого в большинстве крушение власти оказалось неожиданностью и «чудом»: скорее, просто неожиданностью, как крушение поезда ночью, как обвал моста под ногами, падение дома.
Революция предполагает волю; было ли действие воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. Не знаю, была ли революция?
Все это – в миноре».
«Небольшая кучка лиц» - это работодатели Александра Блока, неназванное им в дневнике Временное правительство. Как явствует из приведенного текста, его «революционную» деятельность поэт «слышит» в минорных тонах.
Еще одна запись – датированная 28 мая:
«Допрос Горемыкина 15 мая (35 страниц стенографического отчета).
Рескрипт 24 июля 1914 года – о передаче Совету Министров некоторых прав верховной власти… Распространение деятельности военной цензуры на дела внутреннего управления. Стремление к восстановлению предварительной цензуры. Отношение к закону» (электронный ресурс e-libra.ru).
Здесь уместно немного рассказать о личности Горемыкина, которого Блок упоминает как бы вскользь, видимо, не определившись в своих симпатиях или антипатиях к бывшему председателю правительства российской Империи. А, между тем, И. Л. Горемыкин – один из немногих, кто в годы Первой мировой войны отстаивал политический суверенитет России, занимая должность председателя Совета Министров в 1914 – 1916 годах. Сторонник традиционной самодержавной монархической системы и противник безнравственных методов во внешней политике. Считал, что сохранение и развитие культурных особенностей и политического суверенитета в своей стране означает непременную сопутствующую заинтересованность в существовании чужого культурного своеобразия и политической самостоятельности. Выступая в Госдуме 26 июля 1914 года, Горемыкин заявил, что только на монархической платформе возможно сохранить единство России, которая иначе расползется в клочки самолюбивых народностей и раздерется в схватке партийных программ с опасными конкурирующими демократическими проектами. Несмотря на свой почтенный возраст (в 1916 году И. Л. Горемыкину исполнилось 77 лет) председатель правительства тогдашней России отличался особой настойчивостью, мудростью и волей, был здравомыслящим политиком. Он держал все дела Совета Министров под своим контролем и не допускал принятия решений без своего непосредственного участия. Ему принадлежат пророческие слова, зафиксированные историком С. Мельгуновым: «Пока я буду жив, буду бороться за неприкосновенность царской власти. Сила России только в монархии. Иначе такой кавардак получится, что все пропадет» (подробнее см. stzverev.ru «Председатель Императорского правительства Иван Горемыкин»).
А что же Временное правительство, чем еще, кроме допросов царских чиновников и призвания в качестве редактора первого поэта России, были заняты министры-капиталисты, они же предатели-масоны? А Временное правительство в мае переживало свой первый кризис, пробыв у власти всего два месяца.
Впрочем, это и не удивительно – ведь они с самого начала позиционировали себя временщиками… Кризис разразился после ноты министра иностранных дел Милюкова, который декларировал выполнение всех союзнических обязательство царского правительства, и в первую очередь продолжение войны.
Большевики воспользовались моментом и немедленно вывели на улицы Петрограда своих сторонников (ну, или тех жителей города, которые готовы были таким образом зарабатывать – а деньги у большевиков водились). По свидетельствам того времени, каждый участник митинга получил по 10 целковых. На два митинга сходил – нынешнюю месячную зарплату по Волгоградской, например, области, «заработал» (около 25 тыс. рублей).
Демонстранты несли по петроградским улицам транспаранты с лозунгами «Долой Гучкова и Милюкова!» Что могло предпринять Временное правительство? Уйти в отставку и передать всю власть Советам, в которых большинство министров-временщиков были самыми активными фигурами? Так передачи власти Советам как раз и требовали большевики. Министры сочли, что это может привести к гражданской войне, чего они, в отличие от большевиков, не желали.
Второй путь – разогнать Советы и посадить в тюрьмы крайне левых радикалов. Это было бы оправдано, поскольку лозунг большевиков «Долой Временное правительство» означал на деле призыв к свержению законной власти. Ведь Временное правительство якобы оставлено «на хозяйстве» покинувшими трон Николаем и Михаилом Романовыми… В этом же «проекте» предполагалось восстановить отмененную в марте 1917 года смертную казнь, что должно было привести к восстановлению порядка в стране. Весь вопрос в том, насколько в этом было заинтересовано Временное правительство и обладало ли оно необходимыми для этого ресурсами?
Дело завершилось формированием Временного правительства в новом обличье: Гучков и Милюков из его состава вышли, зато вошли шесть министров-социалистов. Это были меньшевики, на своей майской конференции решившие сотрудничать с буржуазией. Однако министром-председателем оставался князь Георгий Львов, а вот военным и морским министром стал масон Александр Керенский.
Еще на своей прежней должности (министра юстиции в первом составе Временного правительства) Александр Федорович лично объявил персоналу Зимнего Дворца о переходе последнего в национальную собственность. Имелось в виду, что и остальные резиденции российских императоров постигнет та же участь. При этом Керенский категорически отверг предложения о судебном процессе над бывшим монархом: «Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию, я сам довезу его до Мурманска».
Забегая вперед, скажем, что свое обязательство господин Керенский выполнил. Ни один волос не упал с головы Государя и членов его семьи вплоть до 14 августа 1917 года. И вывоз Романовых в Тобольск, вполне возможно, был продиктован именно соображениями безопасности, то есть сохранения их жизней от расправы – не обязательно большевистской, чьей угодно… А в Мурманске Александру Керенскому побывать все же довелось – но не в качестве сопровождающего царской семьи, а в виде бегущего из России нелегала. Но этому время еще не пришло.
(Продолжение следует)
(Фото из архивов)
