Николай Рыжков: все у нас в стране получится…

Сегодня в Москве простились с Николаем Ивановичем Рыжковым - одним из самых известных и авторитетных премьеров правительства (1985 – 1990 гг.), ушедшего в историю великого советского государства. Его и сегодня называют «человеком-эпохой, государственным деятелем уникального масштаба».

А мы вспомнили беседу с Николаем Ивановичем - простым, очень искренним и светлым. Человеком с чистой душой и большим сердцем.

- Моими главными университетами стали цеха ставшего на долгие годы родным «Уралмаша», - делился своими воспоминаниями Николай Иванович Рыжков. - Легендарному предприятию отдал четверть века жизни. До сих памятна первая встреча нас, молодых специалистов, приехавшим в Свердловск из родного Краматорска с заместителем директора предприятия. «Пойдешь в цех сборки шагающих экскаваторов», - сказал он мне тогда. В этом цехе мне суждено было отработать 10 лет. Именно в рабочей среде и получил настоящую профессиональную закалку. Потом начал продвигаться по службе. Начинал сменным мастером, а завершил карьеру на заводе в должности генерального директора. «Уралмаш» для меня стал большой любовью на всю жизнь.

- Вы как-то сказали: если бы не было у меня Уралмаша то, возможно, никогда бы не согласились стать председателем Совета министров СССР.

Реклама на веке

- Характер, закалка руководителя позволяли, а вот масштабных знаний не хватало. Прежде чем возглавить правительство, четыре года проработал в министерстве, потом столько же - в Госплане. Причем три года – при Андропове, который, считаю, обеспечил мощный толчок преобразованиям, происходившим в 80-х годах. И, если до этого у меня был лишь кругозор руководителя предприятия, то вскоре он расширился до уровня отрасли, а затем и страны.

- Николай Иванович, вы с таким уважением вспоминаете свой родной Уралмаш, вписывается ли в вашу любовь к нему понятие «патриотизм»? А то послушаешь сегодня рассуждения некоторых либералов, так они чуть ли не в ругательном смысле поминают это слово…

- Если бы у нашего народа не было патриотизма, мы бы не выиграли ту страшную войну. Кстати, бывший министр обороны Дмитрий Федорович Устинов как-то обронил: «Не понимаю, за счет чего мы победили». Скажу честно, и мне трудно до конца понять, как нам удалось одолеть серьезнейшего врага, превосходящего нас и в экономике, и в вооружении. Он имел сильнейшую армию, покорившую практически всю западную Европу. Захватил 80% нашей оборонной промышленности, причем, половина населения оказалась в оккупированной части страны. Полторы тысячи предприятий мы перевезли на Урал, в Сибирь, в чистое поле, чтобы наладить там производство. И ведь победили! Вот вам и ответ, что такое настоящий патриотизм. Люди сумели переступить через обстоятельства, забыли обиды на власть, связанные с раскулачиванием, репрессиями 37-го года, голодом. Казалось, народ должен был отвернуться от призывов защищать Родину. Так ведь нет. И помните тост Сталина на торжественном приеме в Кремле честь Победы: «За русский народ!» Я считаю: одна из причин нашей победы – общенародный патриотизм. Патриотизм – это, прежде всего, любовь к народу, к России. Уверен, патриотизм людей и в дальнейшем будет нашей палочкой-выручалочкой, и не раз еще спасет нас от разных неприятностей.

- Ваша судьба на посту председателя Совмина совпала с трагическими событиями в стране: Чернобыль, Спитак. Ваши действия в этих обстоятельствах сравнимы с подвигом. Разве не так?

- Может, это сегодня и не укладывается в сознание, но моя деятельность на посту премьера в тех катастрофических обстоятельствах показала: работать тогда с людьми было легче, чем в обычное время, да и сегодня. Иной раз в ответ на твое указание слышишь: надо не так, здесь надо подумать... Тогда же все распоряжения выполнялись точно и беспрекословно. Когда мы согласились с выводами науки гасить Чернобыльский реактор песком и свинцом, я дал указание Госснабу все эшелоны, загруженные свинцом, в каком бы они направлении ни двигались, поворачивать на Украину. Накал исполнительской дисциплины был исключительный. И то, как сегодня пишут, что, зная ситуацию, мы заставляли бедных людей идти на риск, неправда. Да, мы толком еще не понимали масштаб случившегося. А у меня, предсовмина, когда летал над Чернобылем на вертолете, знаете, какая радиационная защита была? Свинцовый лист, уложенный на полу. И все! Подлетаешь к реактору, а счетчик Гейгера зашкаливает. Конечно, в стране произошла ужасная катастрофа, но она показала и величие духа народа.

- Каких наград Вы были тогда удостоены?

- Еще на Уралмаше получил ордена Ленина. Но ни за Чернобыль, ни за Спитак никаких наград не имею. По поводу Чернобыля мы сами принимали решение - никого из руководства не награждать. За спасательные работы в Армении никто из участников не удостаивался ни орденов, ни медалей. На собственные деньги купили приличные часы - их-то и вручал отличившимся. Армяне же наградили меня через 20 лет после этого события.

- А вообще, какое у Вас отношение к наградам прошлого, да и нынешнего времени?

- Я лично особо дорожу орденом Ленина, врученным мне в свое время за танк Т-72 (сегодня это одна из лучших боевых машин, стоящих на вооружении российской армии и участвующих в СВО на Украине – прим. ред). Мы для него изготавливали пушку. Что касается вообще отношения к наградам - это все-таки моральное поощрение человека за труд, за ратный подвиг. Нужно, чтобы награды за добросовестную работу массово получали не только артисты и спортсмены, как у нас водится, но и рядовые труженики.

- Вы, Николай Иванович, по натуре оптимист?

- Конечно! Уверен, все у нас в стране получится, но для этого надо очень много трудиться…

Фото из архива авторов.

Реклама на веке
Ушел из жизни Николай Рыжков - один из ведущих советских и российских политиков Путин верит в Россию и ее новые элиты