В ходе расследования было выдвинуто 19 версий причин случившегося: столкновение с другой субмариной, подрыв на мине времён Великой Отечественной войны, случайное попадание ракеты, запущенной с крейсера «Петр Великий», ошибка экипажа, диверсия и др. Правительственная комиссия по расследованию причин гибели «Курска» все их отмела и сделала заключение, что катастрофа произошла в результате непроизвольного взрыва учебной торпеды, находившейся на борту. Никто из серьезных флотских специалистов в эту версию не поверил. Так до сих пор истинные причины гибели самой мощной в мире атомной субмарины остаются, мягко говоря, не до конца проясненными.
Три аспекта проблемы
На мой взгляд, имеются, как минимум, три аспекта этой проблемы: личностный (человеческий фактор), технический и военно-политический.
Наименее вероятен первый. На эту лодку люди отбирались почти так же строго, как в космонавты. И подготовлены они были по высшему разряду. К тому же на таких АПЛ так называемая «страховка от дурака» выполнена на всех аппаратах и механизмах особенно надежно. Конечно, человеческие ошибки могли быть и на другом уровне. Например, доктор военных наук, капитан первого ранга Константин Сивков считает, что, возможно, катастрофа «стала результатом удара о дно при ускоренном погружении в связи с тем, что было неграмотно выбрано место проведения этого учения, потому что есть определенные требования для таких АПЛ по глубине». Действительно, во время обследования места ЧП водолазы обнаружили на дне килевой след длиной 120 метров. Но что заставило субмарину «пропахать» его, остается неясным. Изучалась и версия ошибочного ракетного удара с «Петра Великого», но ни малейшего подтверждения она не нашла.
Технический аспект, связанный с версиями о самопроизвольном взрыве учебной торпеды или с возгоранием в отсеке, тоже, как говорится, не катит: эта лодка — суперсовременная до сих пор, а тогда и подавно. Техника на ней была отлажена, как часы. Другое дело — технические провалы уже после самого ЧП, связанные со спасательными работами. В некоторых отсеках подводники оставались живы еще 2,5 суток, их могли спасти, но не было чем!
Один из наиболее опытных флотских специалистов по спасательным работам на море, руководитель подъема ряда затонувших советских подводных лодок контр-адмирал Юрий Сенатский рассказал мне о причинах такой беспомощности:
- До 1991 года мы обладали второй в мире по оснащенности флотской спасательной службой.
На 1 января 1991 года ВМФ СССР имел 15 спасательных судов, 2 спасательные подводные лодки, 2 судоподъемных плавучих комплекса. Все они могли производить работы на глубинах до 200 метров. Спасательное судно и спасательная лодка обязательно выходили с кораблями на учения, и в такой ситуации, которая произошла с «Курском», уже через 1,5-2 часа они могли бы высадить водолазный десант прямо на люк терпящего бедствие атомохода.
- Куда же все это делось?
- Докладываю. В 1979 году на Северный флот поступила спасательная подводная лодка проекта 940 с двумя автономными спасательными аппаратами типа «Бриз» и «Бестор» и опытной командой водолазов-глубоководников. Срок эксплуатации такой подводной лодки - 25 лет. До 2004 года она должна была верой и правдой служить на Северном флоте. В 1997 году из-за отсутствия средств на очередной средний ремонт ее списали на металлолом. Такая же судьба постигла и многие другие спасательные суда. Правда, отдельные были просто проданы за границу и до сих пор никто не объяснил, на каком основании?
В августе 2000 года в Мурманск, узнав о трагедии, со всей страны съехались бывшие водолазы-глубоководники, еще сохранившие квалификацию, и предложили свои услуги. Но флотское командование не смогло ими воспользоваться, потому что не осталось ни одного спасательного судна, с которого можно было бы проводить водолазные спуски.
- После трагедии с «Курском» на флоте, безусловно, предприняли меры для возрождения аварийно-спасательной службы.
- Конечно, предприняли. Хотя опять-таки хотелось бы предостеречь от ошибок прошлого. В свое время я возглавлял государственную комиссию по оценке спасательных возможностей всех «плавающих» российских ведомств. Мы выявили целых пять автономных спасательных служб не только в ВМФ, но и в Минрыбхозе и даже у морских нефтяников. Все они нищие, как церковные крысы. Есть Международная морская конвенция 1978 года, которую наша страна подписала. В соответствии с ней каждая морская держава обязана иметь единую государственную спасательную службу на море. Нам следует не распылять средства на пять дистрофичных спасательных служб, а просто выполнять конвенцию. На мой взгляд, под эгидой МЧС следует сформировать такую службу для всех плавсредств. А в ВМФ дополнительно воссоздать специфическую службу для спасения только подводных лодок. Кроме концентрации в одном кулаке средств высвободится еще немало денег, съедаемых сегодня пятью управленческими аппаратами так называемых служб спасения. А это немало. Скажем, в советское время в ВМФ было 268 спасательных плавсредств, а в центральном аппарате, управляющем ими, служил 21 офицер и мичман. Сегодня еле 30 единиц набирается, зато в аппарате управления в Москве - 120 чиновников. Вероятно, так дело обстоит и в других спасательных службах, деятельность которых в море почти незаметна.
(Продолжение следует)
