Однако Китай не предпринимает какие-либо значимые усилия для достижения мира между Россией и Украиной. «Китайские чиновники ... правильно рассчитывают, что ни Россия, ни Украина в данный момент не хотят мирных переговоров, поскольку обе считают, что могут добиться успехов на поле боя, – отмечается в статье журнала Economist. – Таким образом, мирное позиционирование Си больше направлено на укрепление его международного имиджа и подрыв имиджа Америки, а также на позиционирование Китая для извлечения выгоды из любого результата».
Некоторые наблюдатели в Москве признают, что в отношениях с Китаем укореняется, возможно, новая реальность. «Логика событий диктует, что мы полностью превратимся в китайскую ресурсную колонию, – сказал газете Financial Times источник, тесно связанный с Кремлем, а затем указал на растущую роль китайских технологических компаний в России. – Наши серверы будут от Huawei. Мы будем основными поставщиками всего для Китая. Они будут получать газ из «Силы Сибири». К концу 2023 года юань станет нашей основной торговой валютой».
В прошлом году Си Цзиньпин представил видение глобального мироустройства параллельное мировому порядку под гегемонией Запада. Пекин назвал его Глобальной инициативой безопасности. Даже после доработки инициатива остается в значительной степени расплывчатым набором принципов – американские критики окрестили их «банальностями» – о мире во всем мире и добрососедских отношениях. Однако даже в его размытых очертаниях аналитики видят желание Китая отойти от систем альянсов и архитектуры глобальной безопасности, которые были созданы США после Второй мировой войны. Пекин часто сетует, что статус-кво, созданный Вашингтоном, все еще пронизан «менталитетом холодной войны».
На различных уровнях, от встреч стран БРИКС и Шанхайской организации сотрудничества до газет в таких далеких странах, как Кения и Соломоновы острова, китайские чиновники превозносят Глобальную инициативу безопасности как новую платформу для мирового партнерства. В некоторых случаях иностранные партнеры Пекина приветствовали эту риторику.
Китай «очень тщательно выстраивал этот новый, по сути, азиатский, а затем и глобальный порядок», сказал в ноябре в интервью Nikkei Asia Review Дэвид Аресе, профессор по международной политике в Центре китайских и американских исследований Университета Джона Хопкинса-Нанкинского университета. «С того самого времени они как бы заложили фундаментальные принципы, а детали добавляют по ходу дела».
В течение многих лет мясо на костях того, как может выглядеть китайский мировой порядок, было экономическим – достаточно вспомнить такие масштабные усилия, как инициатива «Один пояс и один путь», в рамках которой китайские государственные компании инвестируют в крупные инфраструктурные проекты по всему миру. Однако по мере того, как Си вступает в свой третий срок в качестве де-факто пожизненного председателя КНР, также видно становление Китая как более проворного политического игрока.
В качестве примера можно привести недавнее посредничество Пекина в сближении между Саудовской Аравией и Ираном. «Позиция Китая как второстепенной великой державы позволяла ему свободно пользоваться американским зонтиком безопасности, не неся тех же затрат на обеспечение безопасности и не сталкиваясь с теми же стратегическими дилеммами, – заявил Амр Хамзави из Ближневосточной программы «Фонда Карнеги за международный мир». – Похоже, ситуация меняется. Посредничая в заключении саудовско-иранского соглашения о нормализации отношений, Китай вступает на новую территорию, расширяя свое региональное присутствие от экономического обмена до урегулирования конфликтов путем переговоров».
