Навеяно карантином
Мы все глядим в хамелеоны
В школе, когда читал "Хамелеона", сам негодовал - какой дурной полицейский. И вдруг спустя годы - засомневался. А так ли он плох?
Да, груб надзиратель Очумелов. Да, держит нос по ветру. Но кто не без греха? Как можно было не заметить другого Очумелова? Ревностного служителя закона, смекалистого и отзывчивого копа, вполне себе умелого психолога.
Этот другой Очумелов открылся мне вдруг сегодня в погожий майский эпидемический денёк.
Возможно, не дождался бы он этого светлого часа, если бы как раз не эпидемия. Если бы слушая аудиозапись рассказа, не ощутил с первых строк щемящей переклички с настоящим.
А ВОКРУГ ТИШИНА, А ВОКРУГ НИ ДУШИ...
Вот вслушайтесь:
"Кругом тишина. На площади ни души. Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти: около них нет даже нищих".
Ба! Словно списана картина с мая 2020 года. Индекс самоизоляции 5.0. Мечта Собянина! Тогда Чехов про такие индексы и знать не мог. Но что значит гений! Тремя мазками случайно описал современную действительность. Ими меня и зацепил.
Через мгновение на пустынной площади развернётся яркое действие - выбежит хромающая борзая и за ней с криками "Держите! ... Ааа!" золотых дел мастер Хрюкин. Он схватит за задние лапы несчастного пса, на крики и визг сбежится толпа. И дальше в свои права вступит тот самый надзиратель, которому я уже заранее сочувствую и которого хочу защитить.
Облачился мысленно в шинель надзирателя. Осмыслил все его действия. И заявляю: чеховский (и мой) герой процессуально действовал ровно так, как и должно действовать в форс-мажорной ситуации человеку, облаченному во властный мундир.
"Хамелеон" мне в помощь.
ЧЬЯ СОБАКА?
Вот первая реакция Очумелова на базарный непорядок:
- По какому это случаю тут? Почему тут? Это ты зачем палец? Кто кричал?
Четыре вопроса. И все по существу, по делу. Конечно, сформулировать вопросы Очумелов мог бы и развернутее, и юридически основательней. Но это где-нибудь в околотке, неспешно, под протокол. А сейчас он должен по горячим следам приступить к "разрядке напряженности". И тут не до лексических изысков. Кто изучал психологию толпы, тот знает - обращение к ней требует экспрессии, коротких предикативов, вопросов-междометий, рефренов. Очумелов их и пользует.
Получив от Хрякина разъяснения ("Иду я, никого не трогаю и вдруг эта подлая меня за палец"), он задаёт следующий вопрос, который выдаёт в нем профи:
- Чья собака?
Этим же вопросом в той же ситуации задался бы и сыщик Фандорин, и майор Знаменский, и частный детектив Пуаро. Да, надзиратель в России не по части сыска. Он за порядком следит. Но именно потому ему тоже важно знать, кто владелец собаки.
А пока ответ не получен, пока толпа думает, Очумелов включает дополнительный инструментарий - эмоциональные доводы, которые должны помочь собравшимся понять, с кем они имеют дело и государственную важность дела:
- Я этого так не оставлю. Я покажу, как собак распускать. Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям. Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает, что значит собака и прочий бродячий скот. Я ему покажу кузькину мать.
О, Очумелов, ты Фрейд! Зигмунд Фрейд. Я тебе аплодирую. Только так и надо внушать толпе почтение к закону и к представителю власти. Уверенно, зычно, грозно, с кузькиной матью. В России как по-другому?
СТРОГО ПО УСТАВУ БЛАГОЧИНИЯ
Но разбирательство только-только началось. А мой (чеховский) герой уже формулирует городовому чёткий план действий.
- Елдырин, узнай чья это собака и составляй протокол. А собаку истребить надо. Немедля. Она, наверное, бешеная.
Ну какие упрёки к надзирателю? Все строго по писанному ещё Второй Екатериной Уставу благочиния, этому моральному и правовому кодексу российского полицейского.
Очумелов приступил, как требует Устав, к выяснению обстоятельств дела, и одновременно - к принятию административных мер.
Бешеным собакам не место на базарной площади - это очевидно.
Но пока ответ на вопрос о принадлежности пса не решён,
он грозно повторяет:
- Чья эта собака спрашиваю?
- Генерала Жигалова, - говорит кто- то из толпы.
При этом известии Очумелову становится жарко. Озноб прошибает. Понимаю надзирателя. И любой служивый поймёт. Честь мундира - не пустое понятие. Но Устав велит вершить равный суд. И преодолев озноб, Очумелов подвергает новый факт анализу:
- Одно только не пойму, как эта собака могла тебя укусить. Нечто она достанет до пальца? Она маленькая. А ты вон какой здоровила. Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтобы соврать. Ты ведь известный народ. Знаю вас, чертей.
На самом деле Очумелов пытается методом словесной провокации собрать дополнительные свидетельства о происшествии. И получает их из толпы:
- Он, ваше благородие, сигаркой ей в харю для смеха. А она не будь дурой - тяпни. Вздорный человек, ваше благородие.
Ход удался! Открылись эти самые новые подробности.
ОКАЯННЫЙ ГОРОДОВОЙ
И все было бы хорошо, и порок был бы уже наказан, и озноб бы прошел, но некстати свой пятак вставил городовой:
- Нет, кажись это не генеральская. У генерала таких нет. У генерала все больше легавые.
И что Очумелов? Спасовал? Крякнул? Поперхнулся? Ничуть не бывало. Он вновь обнаруживает знание жизни и знание законов - гласных и негласных. То, что мы назвали бы служебным опытом.
- У генералов собаки породистые. А это черт знает что. Ни шерсти, ни вида. Подлость одна. И такую собаку держать? Где же у вас ум? Попадись этакая собака в Петербурге или в Москве, то знаете что было бы. Там не посмотрели бы в закон, а моментально не дыши. Ты, Хрюкин, пострадал и дела так не оставляй. Нужно проучить.
Что-то доброе, отзывчивое читается уже в Очумелове: "Ты Хрюкин пострадал и дела так не оставляй". Ну кто из нас не желал бы услышать такое отеческое благословение?
Однако Чехов опять поставил своего героя в ситуацию сложного выбора - этического и профессионального. Под пером писателя окаянный городовой меняет позицию:
- А может и генеральская. На морде у неё не написано. Намедни во дворе у него такую видел.
- Вестимо, генеральская, - говорит голос из толпы
М-да. Вспомнился вдруг Макаревич с его "Вот новый поворот. Что он нам несёт? Радость или взлёт? Кому не повезёт?"
Не повезло Очумелову. Жалко мне его. По-человечески жалко. Не приведи Господь самому на такие качели нарваться. Но Очумелов, к счастью, не я. Он и здесь достоинства не уронил, уставных норм не нарушил. Указывает городовому:
- Ты отведешь её к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашёл и прислал. И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу. Она, может быть, дорогая. И если каждый свинья ей будет в нос цигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака - нежная тварь.
Ну что тут комментировать? Снова процессуально действия надзирателя безупречны. У подозрительной собаки отыскался хозяин. И страж порядка велит не только вернуть движимую собственность владельцу, но и изолировать ее. Что не так? Будь на месте Очумелова какой-нибудь Онищенко из Роспотребнадзора, и он бы дал то же указание. Не проверенной на бешенство собаке (даже и генеральской) место за забором.
Я аплодирую Очумелову.
ТАК ЭТО ИХНЯЯ СОБАЧКА?
Но Чехов. Ах, этот Чехов. Хоть молодой ещё писатель был в 1884-м году и ранний, но уже умел строить козни в рассказах. И в "Хамелеоне" устроил - приводит на площадь генеральского повара и вкладывает в его уста финальное откровение:
- Это не наша. Это генералова брата, что намеднись приехал. Наш не охотник до борзых. Брат ихний охотник.
И тут мне открывается совсем, совсем другой Очумелов - не ревностный служака, не держиморда, а Очумелов с русскою душою, смекалистый, благообразный почти. Тот, что из Устава Благочиния. Разве не сердцем он вопрошает:
- Братец его приехали? Владимир Иванович? Ишь ты господи. А я и не знал. Погостить приехали. В гости? Соскучились по братце. Так это ихняя собачка? Очень рад. Возьми ее. Собачонка ничего себе. Шустрая такая. Цап этого за палец. Ну чего дрожишь. Ррр... Сердится шельма. Ну ты этакий.
Каково? И любовь к собаченции обнаружилась за внешней толстокожестью, и уважение к званию, и теплый юмор (толпа хохочет над Хрюкиным).
Но не это главное.
Главное - разрешилась
сложная правовая коллизия! И как! Рассмотрены все обстоятельства дела. Выслушаны все стороны. Принято осмысленное, юридически выверенное решение. Полицейский надзиратель сохранил лицо. Порядок восстановлен. Толпа рассеяна. Площадь очищена Собака вернулась к хозяину. Лишь Хрюкин в обиженных. И поделом ему. Нечего "сигаркой в харю тыкать".
Браво, Очумелов!
МОРАЛЬ СЕЙ БАСНИ ТАКОВА
Это поэтам дела нет до конституций. Им жизнь - всемирный запой. А надзирателям только о конституции и думай. Только и следи, чтобы порядок не был нарушен, чтобы все трезвыми по улицам ходили, чтобы безобразиев не чинили и пр. и пр. Без Хамелеонов-Очумеловых индекс самоизоляции (читай беспорядка) всегда бы стремился вверх. И если в стремлении обеспечить его снижение Очумеловы перегибают порой палку, добавляют своим действиям экспрессии, если порой излишне почтительны к людям высокого звания, то и пусть им. Слабость извинительная.
По большому счету мы все глядим в хамелеоны. Чтим начальников. Колеблемся в выборе, ищем решений, которые максимально бы устроили всех, меняем жен, мужей, марки машин, бренды, политические предпочтения. Приспосабливаемся. Угождаем ближним и дальним. Чехов эту нашу слабость (слабость ли?) довел до абсурда. На надзирателе отыгрался.
Увы, стража порядка в России может обидеть каждый. Особенности национального менталитета. Но менять надо не стражей, а менталитет. Тогда точно порядка в стране будет больше. Очумеловский феномен о том кричит буквально.
