- Андрей, расскажите, почему именно цирк стал той сферой, где вы решили профессионально реализовываться?
- Я представитель четвертого поколения династии Корниловых. Мой прапрадед Иван Лазаревич Филатов был основателем сети зооцирков по всему СССР, а прадед работал с медведями, дрессировал верблюдов, лошадей и, конечно, слонов. Моя любовь к цирку передается из поколения в поколение, и я наделен определенным чувством долга перед своими предками.
- Сейчас многие молодые родители скептически смотрят на цирк и порой предпочитают не водить туда своих детей. Почему представление о цирке так сильно изменилось с советских времен?
- В советское время цирк был одним из важных видов искусства для масс. Люди, которые приходили в цирк, видели пропаганду здорового образа жизни и человеческого героизма. А когда они видели артиста, который помимо того, что мог подниматься под купол цирка, еще и укрощает животных, то воспринимали его как сверхчеловека. В цирк тогда внедрялись и инженерные изобретения, к которым в ту эпоху относились с особым уважением.
Интеграции технических устройств были в аттракционах Игоря Кио и иллюзиях Отара Ратиани, например, в номере «Человек-невидимка».
Сегодня в обществе существует позиция, что цирк – это только жестокое обращение с животными, и точка. Другого мнения не существует. Но это ошибочно, потому что в цирке есть свои традиции, свои прекрасные яркие случаи, когда человек проявляет огромную любовь по отношению к животному, ухаживает за ним, создает для него необходимые условия. Сегодня артисты-дрессировщики стали заложниками своей профессии. Да, есть много факторов, которые хочется изменить: нужно улучшать помещения, менять систему содержания животных. Но на это потребуется не один год времени, инвестиции и хороший расчет, чем сейчас и занимается Росгорцирк.
- Как прошло ваше детство? Правда ли, что у детей цирковых артистов совершенно другой образ жизни, не как у обычных школьников?
- Я помню цирк и слонов ровно столько же, сколько и себя. Конечно, цирк неразрывно связан с моим сознанием, и мне очень сложно разделять цирковую жизнь и жизнь вне цирка, потому что в моем сознании это единое целое, единый сложный механизм, который имеет множество разных эмоциональных аспектов.
- Я родился в Риге в 1981 году. Тогда это была Латвийская ССР, и там до сих пор находится самый старый цирк в Европе, построенный Альбертом Соломонским. Он, кстати, создал цирк и на Цветном бульваре в Москве. Когда распался Советский Союз, то Рижский цирк стал ориентироваться на европейские площадки, но при этом продолжал сотрудничать и с Россией. Мы тогда ездили во всей стране, ведь компания Росгосцирка – самая большая и обширная цирковая компания в мире.
Свое детство я провел за кулисами цирка, где работали мои родители. Мы с ребятами бегали по дворам, играли, пародировали номера, которые видели на представлении. Мы выходили в фойе и воровали бутерброды: они лежали на больших металлических подносах или подносах из толстой роговой пластмассы. И эти бутерброды были самыми вкусными на планете.
Потом в 9 лет я уехал в Москву. Родители стали работать на площадках московских цирков. И меня начали развивать в области физической культуры: со мной занимался отец и другие артисты, которые работали с родителями в программах. Это был обмен опытом, который естественен для цирковых артистов. Родители обращаются к своим партнерами, чтобы те помогли стать их ребенку всесторонне развитым.
- Помните ли вы, когда впервые стали выступать на манеже перед публикой?
- В 12 лет я вышел на манеж благодаря Юрию Владимировичу Никулину. У меня был образ подсадного парня, который пришел посмотреть цирковое представление. В одном из номеров клоун выводил меня из зрительного зала. Мне нужно было сначала посопротивляться, а затем я делал каскад через манеж, и в этот момент меня подхватывал слон. Он начинал делать трюк: стоя на вращающейся конструкции, он крутился на передней ноге вокруг своей оси. Потом я постепенно входил в номер как партнер со своим отцом и мамой. Но когда я начал перерастать образ мальчика, который просто подражает своим родителям, то мама придумала мне образ Паганеля, который ассоциировался у нее с образом моего прадеда.
В 19 лет, когда отец погиб в возрасте 39 лет, я принял решение встать в центр манежа. Я видел, как сложно маме и понял, что пора брать все в свои руки. Через год я поступил в институт и получил образование режиссера цирковых спектаклей. Я поставил режиссерскую работу под названием «Рождение Будды», также работал над новогодними спектаклями вместе со своей сестрой Анастасией. Мы участвовали во множестве международных цирковых фестивалей, которые проходили не только в России и на территории бывших советских республик, но и в Сингапуре, Японии, Франции, Норвегии, Швеции. Мы ездили очень много, потому что раньше это было возможно. Сейчас введены новые законы по запрету использования животных в цирках. Они ограничивают деятельности цирка в разы, и сейчас мы можем работать только в России, Казахстане и еще в нескольких странах. И это уже не то, что было раньше.
- Наблюдаете ли вы отток молодых артистов из цирка в последние пару десятилетий? С чем это может быть связано?
Цирковые дети – это ученики своих родителей, которые уже с шести-семи лет работают на манеже, перенимают опыт и ремесло родителей. Преемственность поколений уменьшилась за последние 20 лет, потому что есть некоторые аспекты, отталкивающие молодых родителей вселять в детей ответственность и любовь к цирковому искусству. Цирк требует полной самоотдачи. В цирковом искусстве нельзя действовать полумерами. Нельзя, находясь в цирке, думать о чем-то другом или параллельно чем-то заниматься. Это чистое искусство. И от того, как ты будешь существовать на манеже, будет зависеть и восприятие зрителя. Молодые родители, у которых есть свои дети, понимают всю сложность ситуации, которая сложилась в цирковом мире – а это, конечно, упадок и в бытовом уровне, и в социальном обеспечении, и в зарплатах. И все в целом сыграло важную роль в оттоке поколений.
Тем не менее, благодаря поддержке государства Росгосцирк - самая большая сеть цирков в мире - развивается. Династические связи по-прежнему составляют важную его часть. Так, я смотрю на пример своей мамы, Народной артистки России Таисии Анатольевны Корниловой, и прислушиваюсь к своей бабушке, тоже Заслуженной артистке, которой сейчас 93 года. Несмотря на свой возраст, она продолжает ездить с нами на все гастроли и делиться богатым опытом.
- Почему вы связали свою карьеру именно с Росгосцирком, а не ушли в частную организацию?
- Мы работаем здесь в том числе потому, что неразрывно связаны с нашими животными. Мы как настоящие дрессировщики не можем предать своих животных, оставить их и уйти. Да, были сложные времена и мы терпели, несмотря на то, что нам это было экономически невыгодно. Но мы все равно были в этой компании. Сейчас мы понимаем, что в период сложной эпидемиологической обстановки работа в государственной организации гарантирует стабильность и спокойствие в работе. Мы не думаем о том, что наших животных будет нечем кормить, ведь их кормит и полностью обеспечивает государство.
- Считаете ли вы, что государство правильно делает, что сохраняет государственную систему цирков, которой уже нет во многих странах
- Конечно, я за то, чтобы российская государственная компания объединяла в себя максимальное количество цирков. Ведь это всегда была уникальная система - в Советском Союзе существовало более 70 цирков. Гастроли цирковых коллективов шли бесперебойно, сами цирки были хорошо оснащены сложным оснащением, реквизитом, декорациями. Поэтому я считаю, что компания Росгорцирк делает правильные шаги. Конечно, нужно применять современную систему экономики, контроля и управления. И я считаю, в этом симбиозе современного маркетингового управления, а также старого знания и опыта сложится новый образ компании. И я думаю, что в ближайшие годы мы достигнем того уровня, которым мы могли гордиться в семидесятые годы.
