Какую форму может принять это взаимодействие?
Возможны два основных варианта: во-первых, Британия может прибегнуть к выстраиванию двусторонних отношений с отдельными странами, в основном с большой пятеркой: Францией, Германией, Италией, Польшей и Испанией. Это реально, но не дает доступа к коллективным совещаниям и потребует преобразований в посольствах.
Во-вторых, можно попытаться договориться об особом доступе к заседаниям ЕС в качестве страны» на всех уровнях, от специальных рабочих групп до министров иностранных дел. Особенно важен доступ к Комитету по политическим вопросам и вопросам безопасности в силу весомости его членов и частоты проводимых совещаний. Идеальным результатом был бы статус ассоциированного членства, исключающего доступ к повестке, документам, обсуждениям, но не к праву голоса. Сейчас такой сценарий выглядит маловероятным. По-видимому, британские представители в лучшем случае окажутся в ожидании в коридорах заседаний ЕС, надеясь на специальные брифинги или случайные приглашения, чтобы представить свою точку зрения.
Правительство, настроенное на жесткий Brexit, может вновь отпраздновать «радостное, уверенное утро», не тревожась об исключении из сети европейской международной политики, продвигая мечту о «глобальной Британии». Этот слоган ассоциируется с «Англосферой», представлением о том, что англоговорящие страны представляют собой систему общих ценностей, интересов, инструментов для мощного воздействия на мировую систему. Британии в таком случае придется искать поддержки Содружества, включающего 53 члена, и «стратегического партнерства» с такими странами, как Индия и Япония. Таким образом, членство в региональной организации страна обменяет на географически рассредоточенное виртуальное сообщество.
Такой сценарий выдает желаемое за реальность. Британия действительно должна иметь глобальные перспективы и искать преимущества где бы то ни было. Но глобализм как стратегия - это отдельный вопрос. Во-первых, в мире, взаимосвязанном на множестве уровней, Британия не может претендовать на свою исключительность в качестве центра. Во-вторых, страна, отделившаяся от ЕС, становится менее привлекательной как отправная точка и крупный игрок. В-третьих, Британия уже сейчас с трудом находит ресурсы для поддержания своей международной и оборонной политики. В-четвертых, невозможность оправдать притязания на роль глобального игрока будет и дальше наносить урон репутации, хаос последних трех лет уже истощил знаменитую «мягкую власть» страны.
Все это возвращает нас к избитому тезису об «особых отношениях» с США. Международная политика Вашингтона вряд ли склонна служить интересам Британии. Неравенство сил, несовпадение взглядов на многие проблемы постоянно вынуждают Лондон выбирать между некомфортным согласием и противоречивыми возражениями. Ни то, ни другое не вызывает в Вашингтоне уважения. Выйдя из ЕС, Британия станет еще более открытой для американского давления.
У ЕС имеются собственные серьезные проблемы, но он все же выполняет три чрезвычайно важных для Британии функции. Прежде всего, ЕС является значительным блоком в международной экономике с эффективной общей торговой политикой, с валютой, обладающей возрастающим статусом. Если имеет какое-то значение международное «управление» экономикой, то игроками могут быть только крупные страны или группы стран, способные объединиться. То же самое относится и к другой функции ЕС, это обращение с такими проблемами, как климат, терроризм, нераспространение ядерного оружия. Здесь пределы возможностей для отдельного государства еще очевиднее.
Международная политика состоит в том, как мы устраиваем наше политическое взаимодействие с меняющейся, часто опасной средой внешнего мира. Если мы хотим иметь партнеров со сходными взглядами и интересами, чтобы действовать как устойчивая система с усиливающимся влиянием, единственным реалистичным выбором являются наши континентальные соседи. Британии трудно принять этот взгляд по причине культурно-исторического чувства исключительности.
Поражает то, как Британия, провозглашая свое культурное многообразие, при этом так напряженно относится к Европе. Молодому поколению придется в будущее совместить эти две тенденции, потому что одиночество в мире скорее всего окажется уязвимым опытом.
