Временное правительство заявило о себе как о высшем органе исполнительной и законодательной власти. Первоочередными мерами декларировались политическая амнистия, отмена сословий, отказ от всех форм национального и религиозного неравенства, гарантия политических свобод. Решение ключевых вопросов – аграрного, рабочего, национального – откладывалось до Учредительного собрания.
Опыт самостоятельного изучения истории
Совет рабочих и солдатских депутатов обладал властью, не уступавшей по объему и возможностям власти Временного правительства.
Партия большевиков, не имевшая своих представителей во Временном правительстве и не обладавшая решающим голосом в Совете, занимала особую позицию: она отказывала Временному правительству в поддержке и провозглашала курс на перерастание революции в социалистическую и установление диктатуры пролетариата.
Большевики вели себя в тот период супер-активно. Руководствуясь решениями своей Апрельской конференции, они неустанно трудились над завоеванием масс, стремясь изолировать от них «соглашателей» - меньшевиков и эсеров. Последователи пламенного революционера Ульянова-Ленина терпеливо разъясняли свою позицию в профсоюзах и фабрично-заводских комитетах. В начале июня 1917 года состоялась Петроградская конференция фабзавкомов. Она показала, что на стороне большевиков - три четверти делегатов, то есть столичный пролетариат поддерживает большевистский лозунг «Вся власть Советам!»
Едва закончилась конференция фабзавкомов, как открыл свою работу I Всероссийский съезд Советов. Его следует признать, прежде всего, в качестве значительного этапа формирования «советской легальности». Нормы представительства выглядели так: Советы районов с населением от 25 до 50 тыс. избирателей направляли на съезд двух делегатов, от 50 до 75 тыс. – трех, от 75 до 100 тыс. – четырех, и так далее до делегации из восьми персон от районов и 200-тысячным населением. Итого собралось 1090 делегатов, представлявших 53 региональных Совета, 21 организацию действующей армии, 5 организаций флота и 8 тыловых воинских организаций.
Президиум I съезда Советов
По партийной принадлежности большинство на съезде оказалось за эсерами, которые вместе с меньшевиками имели 533 голоса, в то время как большевики – всего 105.
В повестку дня было внесено около десятка вопросов, которые не отличались особой конкретикой («революционная демократия и правительственная власть», «организация производства, распределения, транспорта и контроль над ним») и вряд ли могли найти эффективное и всех устраивающее решение («отношение к войне: вопросы обороны и борьбы за мир», «земельный вопрос и вопросы крестьянской, рабочей и солдатской жизни»). Скорее всего, это мероприятие так и осталось бы простой «говорильней», каковых становилось все больше после краха Российской Империи, если бы не одно обстоятельство.
Именно на I Всероссийском съезде Советов в июне 1917 года вождь третьестепенной партии, имевшей на съезде всего 13,5% голосов, привлек к себе и своим единомышленникам всеобщее внимание. Господин Ульянов выкриком с места прервал выступление министра почт и телеграфов Церетели, вещавшего об отсутствии в России на данный момент готовой взять на себя ответственность политической партии. «Есть такая партия!» - заявил Ильич, вызвав взрыв смеха в зале, заполненном эсеро-меньшевистским большинством.
Впрочем, ненадлежащее поведение делегата Ульянова – скорее, из области легенд о нем. В реальности, как утверждают солидные советские издания, Ильич дождался, когда ему будет предоставлено слово (на следующий день после выступления Церетели), и заявил следующее: «Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком».
А за свой смех меньшевики и эсеры поплатятся в будущем, уже недалеком, когда большевики «уличили» нужную минуту и взяли-таки власть. И принялись организовывать в России диктатуру пролетариата, которому, по марксовой теории, нечего было терять, кроме своих цепей, а приобрести предполагалось «весь мир».
Полностью цитата из «Манифеста коммунистической партии» выглядит следующим образом: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир» (издан в 1848 г. в Лондоне, первый перевод на русский язык осуществлен теоретиком анархизма Михаилом Бакуниным, первое русскоязычное издание напечатано в типографии «Колокола» в 1869 г.)
Трудно сказать, насколько осведомлены были масоны-временщики об истинных целях коммунистов, читал ли «Манифест» князь Львов и его сподвижники: эсер Керенский, трудовик Переверзев, меньшевик Скобелев, народный социалист Пешехонов и иже с ними. Но они явно не осознавали опасности, исходившей от «большевистского меньшинства» на 1 Всероссийском съезде Советов. Их успокоила поддержка меньшевистско-эсеровского большинства и отклонение требования большевиков о прекращении войны и передаче власти Советам. Целительным бальзамом стало для временщиков решение эсеро-меньшевистской верхушки о проведении 18 июня 1917 года общеполитической демонстрации под знаком доверия Временному правительству. Однако ожидания временщиков не оправдались: вместо поддержки масс они получили 500-тысячную манифестацию в Петрограде под лозунгами «Вся власть Советам!», «Долой 10 министров-капиталистов!», «Хлеба, мира, свободы!»
Демонстрация 18 июня 1917 г. в Петрограде
С этими же лозунгами шли демонстрации в Москве, Минске, Твери, Нижнем Новгороде, Харькове и других городах.
Моряки на демонстрации 18 июня 1917 г. в Петрограде
Упорная борьба большевиков за влияние на массы приносила все более ощутимые результаты. «Демонстрация… показала с непререкаемой наглядностью, что авангард трудящихся масс России, промышленный пролетариат столицы и ее войска в подавляющем большинстве стоят за лозунги, чаще всего защищавшиеся нашей партией, - констатировал лидер большевиков Ульянов-Ленин. И добавлял: «Кризис неслыханных размеров надвинулся на Россию и на все человечество. Выход только в доверии самому организованному передовому отряду трудящихся и эксплуатируемых, в поддержке его политики».
Демонстрация 18 июня повлекла за собой второй по счету - за недолгий в масштабах истории период существования Временного правительства в России - июньский кризис.
Любопытно, что Н. А. Романов на следующий день после полумиллионной манифестации в столице записал в своем дневнике: «Перед самым обедом пришла добрая весть о начавшемся наступлении на Юго-Западном фронте. На Золочковском направлении, после двухдневного арт.огня, наши войска прорвали неприятельские позиции и взяли в плен около 170 офицеров и 10000 человек, 6 орудий и пулеметов 24. Благодарение Господу! Дай Бог, в добрый час! Совсем иначе себя чувствовал после этой радостной вести». (www.e-reading.by).
Этот эпизод получил в военной истории название «наступление Керенского» - последнее наступление русских войск во время Первой мировой войны. В телеграмме Временному правительству от 18 июня 1917 года Керенский в свойственной ему напыщенной манере провозгласил: «Сегодня великое торжество революции. Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление». Но вскоре наступление остановилось. Отборные ударные части были выбиты, а обычные пехотные части «революционной армии» отказывались наступать. Войска принялись обсуждать приказы в комитетах и митинговать, теряя время. В итоге, несмотря на значительное превосходство в живой силе и технике, 20 июня наступление было прекращено ввиду невозможности заставить войска идти вперед.
Возвращаясь к дневнику Государя, заметим, что в течение всей следующей за 18-м июня недели в нем не появляется ни единого слова о бушующих в Петрограде страстях. Зато он фиксирует, что закончил чтение вслух Le Counte de Monte-Christo. Разумеется, 13-летний Алексей слышал в отцовском чтении лишь захватывающие приключения, юные барышни, сестры царевича - романтическую историю любви Эдмона Дантеса и красавицы Мерседес, искренние чувства Валентины де Вильфор и Максимиллиана Мореля. А сам Николай Александрович? Что привлекало его в этой человеческой драме, основанной на реальной истории? Во французских изданиях (роман увидел свет в 1845 г., и русский император читал «Графа Монте-Кристо» на языке оригинала) в качестве приложения помещалось жизнеописание сапожника из города Ним на юге Франции Франсуа Пико, пользовавшегося благосклонностью девушки из состоятельной семьи. По доносу трех завистливых «друзей» (чтобы устранить конкурента и просто от безделья и собственной подлости) юноша был обвинен в шпионаже в пользу Англии и брошен в крепость Фенестрелле, где провел около 7 лет.
Крепость Фенестрелле, Италия
Молодой человек прорыл подземный ход в соседнюю камеру, где содержался состоятельный итальянский священник. Пико ухаживал за больным стариком и в благодарность получил в наследство скрытые в Милане сокровища. После падения императорской власти в 1814 году Франсуа Пико вышел на свободу, отыскал завещанный клад, объявился в Париже и 10 лет собственной жизни посвятил мести своим обидчикам. Серия загадочных смертей (в том числе и самого «неуловимого мстителя») привлекла внимание полиции, а Дюма, в свою очередь, изучил полицейские хроники по этому делу. Однако его герой, ощущавший себя поначалу орудием высшего возмездия, в конце романа отказывается от мести в пользу милосердия.
Не этот ли аспект всемирно известного романа привлек внимание полковника Романова? Не видел ли он в злоключениях узника замка Ив параллели с собственной судьбой: предательство подчиненных и близких, положение узника в собственной резиденции?.. Николай Александрович не мог не заметить ставшую хрестоматийной цитату, завершающую роман: «…пока не настанет день, когда Господь отдернет перед человеком завесу будущего, вся человеческая мудрость будет заключена в двух словах: Ждать и Надеяться».
